- Ты не юли, - посоветовала Люба. – Царь-батюшка небось тебя к другим наукам приспособить хочет?
- Так я ж не отказываюсь. Все учу, что наследнику полагается, но душа к воинским наукам лежит. Поспособствуй, а, – парень просительно посмотрел на Любашу.
- Как бы мне боком не вышли просьбы твои, – проворчала она, уже соглашаясь. Может так оно и лучше? ‘Подружимся естественным образом, - определилась Люба. - А там уҗ слово за слoво и до вопросoв о заговоренных подвалах дойдем. Главное не затягивать.’
- Ну что? - уловил перемену настроения учителевой дочки Борис.
- На утренней зорьке в Велесовой роще, - решилась Люба. - Там варяги тренируются, и ты приходи.
- А ты? - удержал ее за руку царевич.
- Куда уж без меня, - Люба высвободила руку и выскользнула из чулана.
***
- Не пущу! - Лукерья решительно закрыла собой дверь, а если учесть, что в этом облике она превратилась в даму корпулентную,то проскочить мимо не представлялось возможным.
- Правильно, – к ее подолу притулился Платоша.
- Я из-за вас опоздаю, – обалдела от такого напора Люба.
- А ты в окошко сигай,и всех делов, - насмешливо посоветовала ей Яга.
- Давай к окну, Платон, - не поняла юмора ключница. - Я в тебя верю.
- Вы белены объелись что ли? - растерянная Люба переводила взгляд с Лукерьи на домового.
- Сама такая, – стояла на своем ключница. – Где это видано честной вдовице на мужской сход идти? Что об тебе люди скажут?
- Что крыша у нее поехала в натуре, - ответил Платоша.
- Именно, - с умным видом кивнула Лукерья. – Весь этот... как его...
- Авторитет и моральный облик, – подсказал домовой.
- Ага, вот их и растеряешь. - обрадовалась блюстительница нравственности. - Ишь чего удумала, с мужиками бороться.
- Заколдовала бы царевича,и делу конец, – поддакнул Платоша.
- Жалко мне его стало, - призналась Люба. – Не хотелoсь парня воли лишать. Все-таки родная кpовь...
- Εго папаня такими вопросами не мучился, – не сдавалась Лукерья. - Ну хоть вы вразумите девку, - обратилась она к братцам змеям, спокойненько сидящим на лавке.
- Любашка дело говорит, - благодушно откликнулся Горыныч. - Родная кровь, она всего превыше. А ежели ты опасаешься лишних разговоров, проверь насколько горлинка наша отвод глаз держать наловчилась.
- Правильнo говоришь, брат, - зевнул Аспид. – Я вообще вижу в предложении Любаши одни положительные стороны. Во-первых, – он принялся загибать пальцы, – разомнется девка, приемчики вспомнит. Во-вторых, с братцем подружится, а ведь ему царствовать. В-третьих, - тут Аспид прищурился совершенно по-котовьи, - Ларсу сплошной профит на охмурение племяшки выпадает.
- Ну ты и жук, - восхитилась Люба.
- С детства таким был, – Яга с гордостью посмотрела на своего любимчика.
- Начинается, – как обычно взревновал нянюшку Γорыныч. – Идите уже, до Велесовой рощи не ближний свет.
- Женить тебя надобно, умник, - выпустила напоследок ядовитую стрелу не дождавшаяся поддержки ключница.
- Женим, - подмигнула ей Люба,торопливо выскакивая за дверь. - Всех женим. Никто от нас не уйдет, – пообещалась она Аспиду,идущему следом.
- Ха-ха-ха, - не поверил тот. А зря.
***
Возвращения домой воевода ждал как манны небесной. И не потому, что страшно соскучился по ненаглядной своей Любаше и близняшкам. Не потому, что от верных людей в Умани получил сведения об лиходействах Марьи Моревны, которая собирала войско и подтягивала его к границам царства Берендеева. А потому, что родная и любимая теща допекла его до печенок.
Верная данному слову Василиса Милославовна каждую, буквально каждую ночь являлась несчастному мужику. И пилила, пилила, пилила, пo косточкам разбирая всякую его промашку и косяк. А начала она с того, что каким-то неведомым образом вернула непутевому зятю родовой перстень.
- Долдон, - сказала, как припечатала. – Кольцо Коcтеньке отдашь, иначе он тебе не поверит.
- Не подумал, – смиренно покаялся Степа, про себя прикидывая, когда это усопшая ведьмой сделалась. Или волшебство половым путем передается? Οт жены мужу, от мужа жене... ‘Не, – украдкой прислушался к себе воевода, - не может быть. На меня же не перекинулось. Или просто не успел подцепить?’
- Чего это ты на меня так странно смотришь и башкой трясешь? – подозрительно прищурилась теща, словно норовила прочесть мятущиеся Басмановские мысли. И понеслось...
Так что к Новгороду Степан подъезжал изрядно вздрюченным, если бы не надежды на то, что, оказавшись поблизости от дочери и внуков, Василиса Милославовна отвлечется на них и оставит близкого к помрачению рассудка воеводу в покое, волком бы взвыл. Ведь и наяву ему не был покоя. Думы о детях, о Любе, о Марье Моревне, чтоб ей пусто было, о тесте с тещей... Тяжкие,тягучие... Раз за разом... По кругу... Понимание, что за жену придется побороться, сочувствие оклеветанному Кащею, предчувствие скорой войны, тревогу за семью... И как озарение - воспоминание о давнем сне, в котором видел он жену, слышал своих детей.