— Диковатая она у нас, — дробно засмеялась хозяйка дома. — Стыдливая больно.
— Это хорошо, — обрадовался купчина. — Шкуры-девки хуже горькой редьки надоели, а вот от такой чистенькой я бы не отказался. Червонец золотом даю, если она мне нонеча постель согреет.
— Да как ты?.. — вскочил было на ноги дядька Пахом, но получил от жены локтем в бок и притих.
— Бегом прибежит, — пообещалась тетка Матрена. — От своего счастья не откажется.
Они говорили, не таясь и не понижая голоса, так что Настя хорошо слышала каждое слово.
— Дожила, в проститутки записали, — сжала кулаки она, понимая, что дошла до края. Молчала, глотала обиды, терпела. Дотерпела, твою мать. — Надо было раньше…
— она не договорила. Ответа не было. Одно знала точно, пузану она не достанется.
— Чшсссс, — зашипел кто-то за печкой. — Чшсссс.
— Кто тут? — вздрогнула Настя.
— Свои, — прозвучало тихое, но уверенное. — Подь сюды, Настасья.
— Ничего не понимаю, — призналась девушка, но все же послушалась. Подошла она поближе, заглянула за печь и увидела дедка в красной рубахе и новых лапоточках. — Вы кто? Домовой? — сложив рассказы дядьки Пахома и ежедневные угощения для хозяина дома, уточнила она.
— Он самый, — важно ответил дедулька, довольный, что его признали. — Дело у меня к тебе, красна девица.
— Вы извините, но сейчас не самое подходящее время, — Настя поймала себя на том, что ничуть не удивляется явлению нечисти.
— Ошибаешься, милая, — покачал головой домовой. — Времечко как раз подходящее, лучше не подберешь.
— Я не понимаю…
— Я объясню. Только ответь сначала, хочешь к борову приезжему в постель? — не отставал домовой. — По глазам вижу, что тебе в петлю лучше.
Помимо воли Настя сглотнула и схватилась за горло.
— А ведь у меня избавление от беды этакой есть, — подмигнул истинный хозяин
дома.
— Какое? — подалась к нему отчаявшаяся девушка.
— Службишка одна. Легкая да хорошо оплачиваемая.
— Работа? — уточнила Настя. — Какая?
— Непыльная и денежная, а главное никто из этих, — домовой поморщился, — подлецов, до тебя не доберется.
— Почему я должна вам верить?
— Потому, что смысла врать мне нету, зато имеется сестрица родная да дочка ее — дура первостатейная. Наделала она делов, а вся семья теперь отдувайся, — пустился в пространные объяснения домовичок. — А тут ты, уж извини, очень удачно в беду попала. Вот и надумал я вас вместе свести, потому как радею за правду и всеобщее счастие, — торжественно, но непонятно закончил он.
— И я должна… — подбодрила его Настасья.
— Ты должна за денюжку годок на болоте лягухой отквакать.
— Издеваетесь?
— Ни в одном глазу, — заморгал домовик. — Договор заключим честь по чести, оплату достойную положим. Опосля отсидки домик себе купишь запросто, знакомствами полезными обзаведешься и вообще. В общем, не раздумывай, давай руку… — он протянул девушке крепкую ладошку.
— Не-не-не, — попятилась она. — Я не могу так сразу.
— Зря, — огорчился домовой. — Пойду я тогда, но, если надумаешь, зови.
Настя кивнула, показывая, что услышала и поняла. Ей и правда нужно бьло время, вот только тетка Матрена так не думала. Она решительно распахнула дверь и шагнула в кухню.
— Настька змеища подколодная, а ну подь сюды! Щас волосенки тебе все повыдеру, девка неблагодарная. Ишь чего удумала, кобениться начала. Не для того мы тебя с улицы брали…
— Эй, не уходи, — не дослушав, девушка дернулась домовому. — Я согласна!
— Так бы и сразу, — старичок крепко ухватил ее за руку и дернул на себя.
— Ой, а где это мы? — проморгавшись, спросила его Настя спустя несколько секунд.
— У меня в гостях, — не стал вдаваться в подробности домовой.
Вместо этого он предложил гостье сесть и приступил к обстоятельному, неторопливому рассказу. И то сказать, куда теперь торопиться? Предварительное согласие получено, договаривающиеся стороны ударили по рукам, остались всяческие мелочи. Вот их-то и следовало обсудить, но сначала стоило представиться и выставить угощение. Чтоб, значит, все в лучшем виде и честь по чести.
— Зовут меня Корнеем, — колдуя над самоваром, отрекомендовался домовик. — Сколько себя помню, живу на хуторе этом, потому как склонен к созерцательности и философскому осмыслению действительности. А сродственники мои — жители городские. Они в самом Лукоморье обосновались. Там и родители, и сестрица, и дочерь ее — свиристелка безголовая, из-за которой все семейство муки принимает. Вздумалось ей влюбиться и не абы в кого, а в… — тут домовик запнулся, задумчиво пожевал губу, внимательно рассматривая Настю. — Опустим имена. Главное, что не по нраву он семье пришелся. К тому же Лушка уже сговорена была. Лушка это племянница моя.