Так что когда спустя целую вечность вместо рыжей вивисекторши ко мне в палату нагрянула аватара Акаси, я минут пять таращился на ремонтницу в попытках сообразить: кто это вообще?
— Акаси?!
— Ага, — радостно кивнула та.
— А где…
— Хьюга завтра зайдёт.
— Почему завтра?!
Вместо ответа ремонтница бестрепетно ухватила меня за левую руку и принялась её сосредоточено рассматривать, сгибая пальцы и прощупывая кости.
— Болевые ощущения есть?
— Болевые? — я в недоумении сдвинул брови, прислушиваясь к организму… — Нет.
И тут же испуганно сел на кровати, борясь с головокружением и накатывающей паникой.
— Не болит! Чёрт! Совсем не чувствую!
— А чего кричишь тогда?
— Как чего?! — в ужасе заорал я. — Не болит же! Не получилось!
— Что не получилось? — удивилась Акаси. — Вот она, твоя конечность…
Ремонтница с довольной улыбкой продемонстрировала мне мою же руку — совершенно нормальную, светло-розовую, с обычной фактурой человеческой кожи.
— Как родная, даже папиллярные узоры соответствуют.
— А-аа… э-ээ… а почему не болит?!
— Хм… — в пальцах Акаси возникла иголка, через мгновенье вонзившаяся мне в запястье.
— Уй-й-ля! — взвыл я, пытаясь вырвать многострадальную конечность из рук мучительницы.
Тщетно, разумеется, — мучительница лишь снова расплылась в улыбке, явно довольная результатом.
— Ну вот, а говоришь — не болит.
— Уже не говорю!
— То-то! — похлопав меня по безвольно болтающейся кисти, Акаси многозначительно воздела палец. — Фирма веников не вяжет…
— Фирма делает гробы, — мрачно закончил я. — Пусти уже, хватит измываться!
Ремонтница в ответ запрокинула голову, патетически пожаловавшись куда-то в потолок:
— Вот что за люди! Стараешься для них, ночей не спишь…
— Акаси!
— Ладно, ладно, потерпи ещё шестнадцать секунд, сканирование закончу.
Правда, терпеть пришлось не секунды, а минуты. Закончив сканирование, ремонтница, не обращая внимания на мои возмущённые вопли, соскоблила несколько микрочастиц кожи, взяла пробу крови, отрезала кусочек ногтя… в общем, оторвалась по полной.
Закончив, наконец, издеваться, уложила мне руку вдоль тела, полюбовалась получившейся композицией, упаковала безжалостно вырванные из моего организма кровоточащие куски в прозрачные контейнеры и, посмотрев их на просвет, снисходительно кивнула:
— Жалуйся.
— Тут не жаловаться, тут материться хочется, — зло прошипел я.
— Неконструктивно, — зевнула она, изображая на лице скуку.
Вот же… эксцентричная девушка. Хорошо, спросим по существу.
— Ты говоришь, что всё нормально, но почему я тогда руки до сих пор не чувствую?
— Хм? — в пальцах ремонтницы снова сверкнула иголка.
— Стой!!! — взвыл я.
— Уж и пошутить нельзя, — фыркнула та ехидно.
— Ты… ты… — цензурных слов просто не находилось, поэтому я тупо разевал рот, как выброшенная на берег рыба.
— Всё, всё, посмеялись и будет, — помахала ремонтница, отдав контейнеры с образцами подбежавшему боту.
Ага, мы повеселились… Кто эти «мы»? Мне вот почему-то нифига не весело.
— Я и не смеялся, — буркнул я, немного успокаивясь.
— Зато злился, — неожиданно серьёзно заметила Акаси.
— То есть, ты нарочно тут надо мной измывалась?
— Ага.
— Зачем?!
— Монотонность выполняемых действий снижает нагрузку на когнитивные функции, погружая личность в пограничное состояние. Высвободившиеся ресурсы идут на повышение отдельного набора физических параметров.
Я подумал. Потряс головой. Ещё подумал…
— Акаси, а то же самое по-русски?
Ремонтница тяжело вздохнула, наградив меня усталым взглядом.
— Человек, непрерывно выполняющий один и тот же простой набор действий, впадает в транс. Начинает функционировать в автоматическом режиме. И для вывода требуется слом выработанной поведенческой «программы».
— Ты хочешь сказать, что Хьюга нарочно меня в транс загнала монотонностью этих упражнений?
— Конечно!
— Но зачем?!
— В автоматическом режиме у человека значительно повышается болевой порог и снижается общий расход энергии.
А, ну да, не зря же всяких ходоков самогипнозу учат. И они потом чешут сутки напролёт без сна и усталости.