— Спасите! Помогите!..
— Ну что ты кричишь? — удивился Ванька-Встанька. — Ты же совсем целый! Только чулочек немножко порвался…
Но Человечек не слушал его и продолжал стонать:
— Спасите! Помогите!..
— Не кричи! — тихо сказал Ванька-Встанька. — Вдруг услышит Бармалей? Он где-то близко живет!
Но было уже поздно. Бармалей приближался к ним. Он тащил с собой для освещения две большие елочные свечки.
— Ага! — зарычал он. — Попались! Вот я вам сейчас как дам! — И он ударил Ваньку Встаньку по голове здоровенной дубинной.
Ванька-Встанька упал, но тут же вскочил и крепко стукнул Бармалея. Тот опять ударил Ваньку-Встаньку, а он снова ударил Бармалея. И чем сильнее бил Бармалей, тем сильнее бил Ванька-Встанька, потому что такие уж они, эти Ваньки-Встаньки. Под конец Бармалей не выдержал, охнул и свалился куда-то под стол.
А Человечек в синей курточке все это время лежал тихо-тихо. И только когда кончилась борьба, встал, и они с Ванькой-Встанькой двинулись дальше. Шли они, шли и не заметили, как очутились у края ящика с кубиками. Ведь была ночь, а фонарик у Ваньки-Встаньки игрушечный. Он только с виду был как фонарик, а светить не светил. Ванька-Встанька скатился вниз и сразу летал на ножки, а Человечек упал и кричит:
— Помогите! Спасите!
Лежит он и идти дальше не может. Посмотрел на него Ванька-Встанька и видит: у того из дырочки в чулке труха сыплется. Оказалось, что весь Человечек был набит трухой. Починил ему Ванька-Встанька чулочек, поднял на плечи и понес. Так они и пришли к Буратино. Тут Человечек сразу ожил. Сел за стол и молча съел все пироги.
А утром он снова сидел в своем домике и молчал с важным видом. Но теперь уже никто не считал его молчание загадочным и многозначительным. Все знали, что он просто набит трухой.
СКРОМНЫЙ ЦЫПЛЕНОК
Курица задумчиво сидела на яйцах, распушив перья и уткнув свой клювик в пушистую грудку. Она даже полузакрыла глаза, и, казалось, ничто на свете ее не интересовало… Но стоило дворовому псу или кошке подойти к ней чуть ближе, чем полагалось, как она мгновенно преображалась, — широко раскрывала крылья, энергично клевала воздух и воинственно кудахтала, защищая своих будущих птенцов. А те никак не хотели вылупляться.
— Ох, хоть бы поскорее они вывелись! — вздыхала Курица. Конечно, из своего многолетнего опыта она отлично знала, что птенцы выводятся только на двадцать первый день, но от долгого сидения сбилась со счета, а календаря у нее под рукой не было.
Яички были тепленькие, беленькие, гладенькие, и во многих из них уже определенно что-то постукивало… Крак! И из самого маленького яйца вылез малюсенький желтенький цыпленок. Он сразу встал на ножки, почистил клювик и сказал, что ему надоело питаться одним яичным белком, не найдется ли чего-нибудь повкуснее?
Мама-наседка посоветовала цыпленку поискать в земле вкусных зернышек, и он тут же занялся этим делом, весело попискивая.
Между тем другие цыплята совсем не желали отставать от первого цыпленка. Крак! Крак! Крак! Скорлупки с треском разваливались, и из них один за другим вылезали все новые и новые цыплята. Они весело пищали и радовались, что наконец-то выбрались из тесных скорлупок.
Только одно яйцо было не такое, как другие. Вы, может быть, думаете, что из него вывелся гадкий утенок? Ничего подобного. Из него никто не вывелся.
— Ну, что же ты? Уже пора, все цыплята вывелись! — сказала Курица и легонько подтолкнула Яйцо.
Тогда это самое Яйцо недовольно покачалось, покачалось и вдруг заявило, что это совершенно не обязательно, чтобы кто-то там из него выводился. А затем Яйцо, разумеется, стало учить Курицу. Во-первых, она не так кудахтала, во-вторых, совершенно не умела нести яйца, а в-третьих, она копала червячков совсем не так, как полагается.
Курица только вздыхала.
— Уж лучше бы из этого яйца вывелся гадкий утенок, по крайней мере он потом стал бы лебедем.
Но Яйцо сказало:
— Ха-ха! Гадкий утенок! Никто из меня не выведется! Я так и останусь Яйцом! А вот Курица совершенно не умеет искать червячков!
— Яйца Курицу не учат, — наставительно сказал самый Маленький цыпленок, но Яйцо не обратило на это никакого внимания и продолжало болтать.
— Да это же болтун! — заявил другой Цыпленок.
— Болтун! Болтун! — подхватили остальные Цыплята, а самый Большой цыпленок сказал: