— Стари турски градъ, отрекомендовалъ возница мѣстность.
— Старый турецкій городъ, пояснилъ Николай Ивановичъ женѣ.
— Понимаю, понимаю. Неужто ужъ ты думаешь, что я меньше твоего понимаю по-сербски, отвѣчала та, сморщила носъ и прибавила:- А только и вонища-же здѣсь!
Дѣйствительно, на улицѣ была грязь непролазная и благоухала какъ помойная яма.
XIII
Ина мнози турки здѣсь? спрашивалъ Николай Ивановичъ возницу, ломая языкъ и думая, что онъ говоритъ по-сербски.
— Мало, господине. Свагдзе (т. е вездѣ) србски народъ. Стари туркски градъ.
— Теперь мало турокъ. Это старый турецкій: городъ, опять пояснилъ женѣ Николай Ивановичъ.
— Пожалуйста не объясняй. Все понимаю, отвѣчала та. — Вотъ еще какой профессоръ сербскаго языка выискался!
Начали снова подниматься въ гору. Поперекъ стояла крѣпостная стѣна, начинающая уже сильно разрушаться. Проѣхали ворота съ турецкой надписью надъ ними, оставшейся еще отъ прежняго турецкаго владычества. Стали появляться солдаты, мелкіе, плохо выправленные. Они съ любопытствомъ смотрѣли на экипажъ, очевидно, бывающій здѣсь рѣдкимъ гостемъ. Опять полуразрушенныя стѣны, небольшой домикъ съ гауптвахтой. На крѣпостныхъ стѣнахъ виднѣлось еще кое-гдѣ забытое изображеніе луны. Опять проѣхали крѣпостныя ворота. Около стѣнъ вездѣ валяется щебень. А вотъ оврагъ и свалка мусору. Виднѣются черепки битой посуды, куски жести, изломанныя коробки изъ-подъ чего-то, тряпки, стоптанный башмакъ. Дорога шла въ гору террасами. Наконецъ открылся великолѣпный видъ на двѣ рѣки.
— Сава… Дунай… указалъ возница на впадающую въ Дунай Саву.
— «На Саву, на Драву, на Синій Дунай», сказалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Это въ какой-то пѣснѣ поется.
— Кажется, ты самъ сочинилъ эту пѣсню, усумнилась Глафира Семеновна.
— Ну, вотъ… Почему-же мнѣ рѣка Драва-то вспомнилась?
— Въ географіи училъ.
На Дунаѣ и на Савѣ виднѣлись мачтовыя суда и пароходы, стоявшіе на якоряхъ, но движенія на нихъ и около нихъ, по случаю ранней еще весны, замѣтно не было.
Стали подниматься еще выше. Показались казармы, затѣмъ еще зданіе.
— Госпиталь, пояснилъ возница. — Ключъ, кладенацъ (т. е. колодезь), указалъ онъ на третье облупившееся и обсыпавшееся зданьице. Проѣхали еще. Стояла часовня.
— Русьица црква… сказалъ опять возница.
— Какъ: русская? воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Глаша! Русская церковь. Зайдемъ посмотрѣть?
Но Глафира Семеновна ничего не отвѣтила. Ей не нравилось, что мужъ по прежнему продолжаетъ переводить сербскія слова.
На пути была башня «Небойся». Возница и на нее указалъ, назвавъ ее.
— Такъ она и называется — Не бойся? спросилъ Николай Ивановичъ.
— Есте, господине.
— Отчего такъ называется? Почему? Зачѣмъ?
Возница понялъ вопросы и сталъ объяснять по-сербски, но супруги ничего не поняли. Глафира. Семеновна тотчасъ-же уязвила мужа и спросила:
— Профессоръ сербскаго языка, все понялъ?
— Нѣтъ. Но вольно-жъ ему такъ тараторить, словно орѣхи на тарелку сыплетъ. Все-таки, я тебѣ скажу, онъ хорошій чичероне.
Достигнувъ верхней крѣпости, начали спускаться внизъ къ Дунаю.
— Ну, теперь пусть свезетъ въ мѣняльную лавку, — сказала Глафира Семеновна мужу. — Вѣдь у тебя сербскихъ денегъ нѣтъ. Надо размѣнять да пообѣдать гдѣ-нибудь въ ресторанѣ.
— Братушка! Въ мѣняльную лавку! — крикнулъ Николай Ивановичъ возницѣ. — Понялъ?
Тотъ молчалъ.
— Къ мѣнялѣ, гдѣ деньги мѣняютъ. Деньги… Неужели не понимаешь? Русски деньги — сербски деньги.
Въ поясненіе своихъ словъ Николай Ивановичъ вытащилъ трехрублевую бумажку и показалъ возницѣ.
— Вексельбуде… пояснила Глафира Семеновна по-нѣмецки.
— А Пара… Новце… (т. е. деньги). Сарафъ… (т. е. мѣняла). Добре, добре, господине, — догадался возница и погналъ лошадей.
Возвращались ужъ черезъ базаръ. Около лавченокъ и ларьковъ висѣли ободранныя туши барановъ, бродили куры, гуси, утки. По мѣрѣ надобности ихъ ловили и тутъ-же рѣзали для покупателя. На базарѣ все-таки былъ народъ, но простой народъ, а интеллигентной, чистой публики, за исключеніемъ двухъ священниковъ, и здѣсь супруги никого не видали. Къ экипажу ихъ подскочила усатая фигура въ опанкахъ и въ бараньей шапкѣ и стала предлагать купить у нея пестрый сербскій коверъ. Подскочила и вторая шапка съ ковромъ, за ней третья.