Три раза ложился Николай Ивановичъ на своемъ диванѣ, силился заснуть, но не могъ, вставалъ и закуривалъ папиросу. Поѣздъ останавливался уже на нѣсколькихъ станціяхъ. Кондукторы выкрикивали: Паланка, Батицина, Ягодина, Чупрія, Сталацъ, Алексинацъ. На всѣхъ станціяхъ пусто. Нѣтъ ни выходящихъ изъ вагоновъ пассажировъ, ни входящихъ, да и станціонной-то прислуги не видать. Стоитъ у колокольчика какая-то одинокая баранья шапка съ фонаремъ — вотъ и все. Николай Ивановичъ посмотрѣлъ на часы. Былъ третій часъ въ началѣ. Отъ скуки, а не съ голоду Николай Ивановичъ принялся ѣсть жареную курицу, захваченную изъ буфета въ Бѣлградѣ, хотѣлъ съѣсть только ножку да крылышко, но съ немалому своему удивленію съѣлъ ее всю и запилъ холоднымъ чаемъ. Полный желудокъ заставилъ его наконецъ дремать и онъ заснулъ, сидя, выронивъ изъ руки потухшую папиросу. Спалъ онъ съ добрый часъ и проснулся отъ холоду. Въ вагонѣ дѣйствительно было холодно. Онъ вскочилъ съ дивана, бросился въ корридоръ къ окну и увидалъ, что поѣздъ идетъ уже въ горахъ, покрытыхъ снѣгомъ. Запасный путь, который онъ могъ видѣть, былъ снѣгу. Николай Ивановичъ вздрогнулъ.
«Вотъ такъ штука! Ужъ туда-ли мы ѣдемъ? мелькнуло у него въ головѣ. Въ Бѣлградѣ была весна, поѣхали къ югу и вдругъ зима! Не перепуталъ-ли намъ этотъ носатый войникъ въ Бѣлградѣ поѣздъ? Взялъ да и посадилъ не туда. Какой-же это югъ? Вѣдь это сѣверъ, если такой снѣгъ».
И онъ началъ будить жену.
— Глаша! Глаша! Кажется мы не туда ѣдемъ! теребилъ онъ ее за рукавъ. — Проснись, голубушка! Кажется, мы не туда ѣдемъ. Не въ тотъ вагонъ попали.
— Да что ты! воскликнула Глафира Семеновна, горохомъ скатываясь съ дивана.
— Не туда. Взгляни въ окошко — зима. Мы на сѣверъ пріѣхали.
Глафира Семеновна бросилась къ окну.
— Дѣйствительно, снѣгъ. Боже мой! Да какъ-же это такъ случилось, что мы перепутались? дивилась она. — А все ты… накинулась она на мужа.
— Здравствуйте! Да я-то чѣмъ виноватъ?
— Долженъ былъ основательно разспросить. А то ввѣрился этому носатому войнику!
Начался довольно громкій споръ въ корридорѣ, такъ что англичанинъ, все еще читавшій, заперъ дверь купэ, а изъ другого купэ выглянулъ священникъ и сталъ прислушиваться къ разговору. Николаю Ивановичу мелькнула вдругъ мысль обратиться за разъясненіемъ къ священнику и онъ, поклонившись ему, спросилъ, ломая языкъ:
— Молимъ васъ, отче, реките намъ, куда мы ѣдемъ по сей желѣзницѣ? Намъ нужно на югъ, въ Софію, а вокругъ снѣгъ…
— Въ Софію и ѣдете, чисто и внятно проговорилъ по-русски священникъ.
— Батюшка! Да вы хорошо говорите по-русски! воскликнули въ одинъ голосъ супруги.
— Еще-бы… Я учился въ Петербургѣ въ Духовной Академіи.
— Какъ пріятно! Боже мой, какъ пріятно! Такъ мы не ошиблись? Мы въ Болгарію ѣдемъ? Въ Софію? спрашивалъ у священника Николай Ивановичъ.
— Въ Софію, въ Софію.
— Но отчего-же сѣвернѣе въ Бѣлградѣ была весна, а здѣсь зима.
— Мы въ горахъ, въѣхали на горы. Находимся въ гористой мѣстности, а здѣсь всегда весна задерживается. Въ Болгаріи и именно въ Софіи васъ, быть можетъ, встрѣтитъ настоящая зима.
— Слышишь, Глаша? Вотъ хорошо, что ты захватила съ собой теплое пальто на куницахъ обратился Николай Ивановичъ къ женѣ.
— Я всегда хорошо дѣлаю. А вотъ не хорошо, что ты зря меня будишь. Я такъ отлично спала. а ты вдругъ: «Глаша, Глаша! Не туда попали! Бѣда! Не въ томъ поѣздѣ ѣдемъ»! передразнила мужа Глафира Семеновна и отправилась укладываться спать…
— Простяте, батюшка, что и васъ мы обезпокоили своимъ споромъ, сказалъ Николай Ивановичъ священнику. — Мы и васъ разбудили.
— Ничего, ничего, заснуть успѣю. Времени много.
— Ну, такъ покойной ночи. А меня кстати благословите.
И Николай Ивановичъ протянулъ передъ священникомъ пригоршни.
— Сыне, сыне… Здѣсь, кажется, не мѣсто…смѣшался нѣсколько священникъ, однако все-таки благословилъ Николая Ивановича и они разстались.
Николай Ивановичъ пришелъ въ свое купэ. Глафира Семеновна уже лежала.
— Дуракъ! Только понапрасну будишь, — проговорила она.
Онъ промолчалъ и легъ на скамейку. Вскорѣ онъ услыхалъ, какъ Глафира Семеновна начала посвистывать носомъ, а потомъ и самъ заснулъ.
Проснулся онъ отъ стука въ дверь. Глафира Семеновна полулежала, приподнявшись сфинксомъ, и спрашивала:
— Кто тамъ?
Огонь въ вагонѣ уже погасъ. На дворѣ свѣтало.
— Это тамъ? закричалъ въ свою очередь Николай Ивановичъ, открывая дверь купэ. — Чего нужно?
— Станція Пиротъ! Сербская граница! Паепорты позвольте! произнесъ довольно правильно по-русски полицейскій чиновникъ въ австрійскаго образца кепи и съ шнурами на плечахъ пальто.