— Вы сербскій?
— Сербскій
— Въ Бѣлградѣ ужъ у насъ смотрѣли паспорты…
— А здѣсь, на границѣ, еще надо посмотрѣть. Вѣдь у васъ въ Россіи на границѣ смотрятъ-же.
Николай Ивановичъ полѣзъ въ карманъ за паспортомъ.
XIX
Въ Пиротѣ, однако, поѣздъ задержали недолго. Сербскій полицейскій только записалъ паспорты, наложилъ на нихъ красный штемпель, и поѣздъ тронулся.
— Ну, слава Богу, поѣхали. Можно еще поспать, сказала Глафира Семеновна, легла и только заснула, какъ явился кондукторъ.
Оказалось, что онъ явился, чтобъ откланяться супругамъ и получить обѣщанный динаръ.
— Добре почилы ове ночае? спросилъ онъ супруговъ и сообщилъ, что онъ ѣдетъ только до слѣдующей станціи. — Въ Царибродъ блгарски кондукторъ буде, прибавилъ онъ и протянулъ руку.
Николай Ивановичъ далъ ему второй динаръ и спросилъ:
— На Царибродъ мытница (т. е. таможня)?
— Блгарска мытница, кивнулъ кондукторъ и удалился.
— Глаша! Не спи! Сейчасъ новое испытаніе будетъ. Въѣзжаемъ въ болгарскую землю. Таможня, сказалъ Николай Ивановичъ лежавшей женѣ.
— Слышу, слышу. Какой тутъ сонъ! Давно ужъ проснулась. Наказаніе эти таможни!
А поѣздъ останавливалъ уже ходъ и подкатилъ съ деревянному домику съ надписью: «Царибродъ». На платформѣ стоялъ болгарскій офицеръ и два солдата въ формѣ, напоминающей совсѣмъ русскую форму. Солдаты были даже въ фуражкахъ безъ козырьковъ, въ сѣрыхъ шинеляхъ русскаго покроя и съ револьверами у пояса. Кромѣ ихъ, на платформѣ были начальникъ станціи въ статскомъ платьѣ и, какъ у насъ въ Россіи, въ красной фуражкѣ, бакенбардистъ въ пальто и шляпѣ котелкомъ и нѣсколько бараньихъ шапокъ въ бараньихъ курткахъ шерстью вверхъ.
Все это тотчасъ же полѣзло въ вагоны. Чиновникъ въ шляпѣ котелкомъ оказался таможеннымъ чиновникомъ, бараньи шапки — его подчиненными. Войдя въ купэ супруговъ, онъ тотчасъ-же бросилъ взглядъ на двѣ громадныя подушки, улыбнулся и спросилъ по русски:
— Русскіе?
— Да, да… Самые что ни-на-есть русскіе… Ѣдемъ изъ Петербурга, отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
— Не везете-ли сигаръ, табаку, чаю? задалъ вопросъ человѣкъ въ шляпѣ котелкомъ. — Это все ваши вещи?
И прежде чѣмъ супруги успѣли отвѣтить что-нибудь, онъ уже началъ лѣпить на саквояжи и кардонки таможенные ярлычки, гласящіе «прѣглѣдано». Глафира Семеновна начала было открывать свои баульчики, чтобы показать, что въ нихъ, но онъ сказалъ:
— Не трудитесь, не трудитесь. Ничего не надо. — Есть у васъ что нибудь въ багажномъ вагонѣ?
— Ахъ, какъ-же. Сундукъ съ бѣльемъ и платьемъ.
— Тогда пожалуйте въ таможню. Надо и на него налѣпить пропускъ.
Чиновникъ поклонился и удалился.
— Вотъ учтивый-то таможенникъ! воскликнула Глафира Семеновна послѣ его ухода. — Даже и не вѣрится что-то, что это таможенный. Боже мой! Да еслибы они всѣ-то такіе были! И какъ прекрасно говоритъ по русски! Ну, я пойду въ таможню.
— Пусти, лучше я схожу, предложилъ Николай Ивановичъ.
— Нѣтъ, нѣтъ. Это такой элегантный человѣкъ, что съ нимъ даже пріятно. А ужъ если хочешь, то пойдемъ вмѣстѣ.
И супруги стали выходить изъ вагона.
— Позвольте ваши паспорты, на чистѣйшемъ русскомъ языкѣ обратился къ нимъ на платформѣ офицеръ.
— Боже мой! Какъ здѣсь въ Болгаріи хорошо говорятъ по-русски! Я не ожидала этого, проговорила Глафира Семеновна, улыбаясь офицеру.
— Не вездѣ, мадамъ. Это только здѣсь на границѣ, отвѣчалъ офицеръ, принимая изъ рукъ Николая Ивановича паспортъ, и прибавилъ:- Обратно получите въ вагонѣ.
При досмотрѣ сундука Глафира Семеновна еще больше очаровалась таможеннымъ чиновникомъ. Оказалось, что онъ не допустилъ ее даже открыть свой сундукъ и сейчасъ-же налѣпилъ таможенный ярлыкъ. Уходя изъ таможни, она расхваливала мужу даже бакенбарды чиновника, его глаза и называла даже аристократомъ.
— Ну, какой-же, милая, онъ аристократъ… возразилъ было Николай Ивановичъ.
— Аристократъ, аристократъ! стояла на своемъ Глафира Семеновна. — Только аристократы и могутъ быть такъ утонченно вѣжливы. А какая неизмѣримая разница съ носатымъ сербскимъ таможеннымъ, который у меня даже ветчину нюхалъ! Въ сырѣ что-то искалъ! Въ апельсинахъ подъ кожей контрабанду найти думалъ.
Супруги опять вошли въ вагонъ.
— А какъ пріятно въѣзжать-то въ такое государство, гдѣ такіе прекрасные чиновники! не унималась Глафира Семеновна.
— Ну, да ужъ довольно, довольно. Совсѣмъ захвалила, останавливалъ ее мужъ.