— Да, за этихъ братьевъ славянъ мой дяденька Петръ Захарычъ, царство ему небесное, въ сербскую кампанію душу свою положилъ.
— Какъ? А ты мнѣ разсказывалъ, что онъ соскочилъ на Дунаѣ съ парохода и утонулъ?
— Да. Но, все-таки, онъ въ добровольцахъ тогда былъ и ѣхалъ сражаться, но не доѣхалъ. Пилъ онъ всю дорогу. Вступило ему, по всѣмъ вѣроятіямъ, въ голову, показались бѣлые слоны, ну, онъ отъ страха и спрыгнулъ съ парохода въ Дунай.
— Такъ какое же тутъ положеніе души?
— Такъ-то оно такъ… Но, все-таки, былъ добровольцемъ и ѣхалъ. Признаться, покойникъ папенька нарочно его и услалъ тогда, что ужъ сладу съ нимъ никакого въ Петербургѣ не было. Такъ пилъ, такъ пилъ, что просто неудержимо! Пропадетъ, пропьется и въ рубищѣ домой является. Впрочемъ, помутившись, онъ тогда и изъ Петербурга съ партіей выѣхалъ. А и поили же тогда добровольцевъ этихъ — страсть! Купцы поятъ, славянскій комитетъ поитъ, дамы на желѣзную дорогу провожаютъ, платками машутъ, кричатъ «живіо». На желѣзной дорогѣ опять питье… Въ вагоны бутылки суютъ. Страсть! Я помню… покрутилъ головой Николай Ивановичъ, вспоминая о прошломъ.
А поѣздъ, между тѣмъ, шелъ уже по желѣзнодорожному мосту черезъ Саву — притокъ Дуная и входилъ на сербскую территорію.
Вотъ станція Бѣлградъ. Поѣздъ остановился. Большой красивый станціонный дворъ, но на платформѣ пустынно. Даже фонари не всѣ зажжены, а черезъ два въ третій.
— Что же это народу-то на станціи никого нѣтъ? удивилась Глафира Семеновна, выглянувъ въ окошко. — Надо носильщика намъ для багажа, а гдѣ его возьмешь? Гепектрегеръ! Гепектрегеръ! постучала она въ окно человѣку въ нагольной овчинной курткѣ и овчинной шапкѣ, идущему съ фонаремъ въ рукѣ, но тотъ взглянулъ на нее и отмахнулся. — Не понялъ, что-ли? спросила она мужа и прибавила:- Впрочемъ, и я-то глупая! Настоящаго славянина зову по нѣмецки. Какъ носильщикъ по сербски?
— Почемъ-же я-то, душенька, знаю! отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — Вотъ еще серба какого нашла! Да давай звать по русски. Носильщикъ! Носильщикъ! барабанилъ онъ въ стекло какимъ-то двумъ овчиннымъ шапкамъ и манилъ къ себѣ.
Глафира Семеновна тоже дѣлала зазывающіе жесты. Наконецъ, въ вагонъ влѣзла овчинная шапка съ такимъ черномазымъ косматымъ лицомъ и съ глазами на выкатѣ, что Глафира Семеновна невольно попятиласъ.
— Боже мой, и здѣсь эти венгерскіе цыгане! воскликнула она.
— Да нѣтъ-же, нѣтъ, это братъ славянинъ. Не бойся, сказалъ ей мужъ. — Почтенный! Вотъ тутъ наши вещи и саквояжи. Вынеси пожалуйста, обратился онъ къ овчинной шапкѣ. — Разъ, два, три, четыре, пять… Пять мѣстъ.
— Добре, добре, господине. Пять? спросила овчинная шапка, забирая вещи.
— Пять, пять. Видишь, онъ говоритъ по русски, такъ какой-же это цыганъ, обратился Николай Ивановичъ къ женѣ. — Братъ славянинъ это, а только вотъ физіономія-то у него каторжная. Ну, да Богъ съ нимъ. Намъ съ лица не воду пить. Неси, неси, милый… Показывай, куда идти.
Баранья шапка захватила вещи и стала ихъ выносить изъ вагона. Выходилъ изъ вагона и брюнетъ въ очкахъ, таща самъ два шагреневыхъ чемодана. Онъ шелъ сзади супруговъ и говорилъ имъ:
— Митница. О, србска митижца, — строга митница!
Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна были тоже нагружены. Николай Ивановичъ несъ двѣ кордонки со шляпками жены, зонтикъ, трость. Сама она несла баульчикъ, металлическій чайникъ, коробокъ съ ѣдой. Ихъ нагналъ кондукторъ, братъ славянинъ и протягивалъ руку пригоршней.
— Господине, за спокой… Тринжгельдъ… говорилъ онъ, кланяясь.
— Да вѣдь ужъ я далъ гульденъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — И неизвѣстно за что далъ. Я думалъ, что мы ночь ночевать въ вагонѣ будемъ, такъ чтобъ въ растяжку на скамейкахъ спать, я и просилъ никого не пускать въ наше купэ, а не ѣхать ночь, такъ и этого бы не далъ.
— На пиво, на чашу пива, высокій бояръ… приставалъ кондукторъ.
— Гроша мѣднаго больше не получишь! обернулся къ нему Николай Ивановичъ.
— Pass… Pass, mein Herr… раздалось надъ самымъ его ухомъ.
Николай Ивановичъ взглянулъ. Передъ нимъ дорога была загорожена цѣпью и стоялъ военный человѣкъ въ кэпи съ краснымъ околышкомъ и жгутами на пальто. Около него двое солдатъ въ сербскихъ шапочкахъ-скуфейкахъ.
— Паспортъ надо? Есть, отвѣчалъ Николай Ивановичъ. Поставилъ на полъ коробки со шляпками и полѣзъ въ карманъ за паспортомъ. — Пожалуйте… Паспортъ русскій… Изъ города Петербурга ѣдемъ. Такія-же славяне, какъ и вы… подалъ онъ военному человѣку заграничный паспортъ-книжечку…
Тотъ началъ его перелистывать и спросилъ довольно сносно по русски:
— А отчего визы сербскаго консула нѣтъ?