Михаил Окунь
В ГРЕЦИИ ВСЕ ЕСТЬ
Рассказ
Как только автобус выехал из Афин, он словно взглянул на себя со стороны: ну куда он тащится? Что его ждет в этом городишке, кроме новой волны горечи? И все же, как бы там ни было, он неумолимо приближался к нему — а значит, быть может, и к ней.
В начале девяностых годов газеты запестрели объявлениями примерно следующего содержания: «Приглашаются девушки от 18 до 25 лет с танцевальной подготовкой для работы за границей». Зазывали в основном на Балканы. И теперь такие объявления не редкость, но девушки относятся к ним уже критически — научил горький опыт. А тогда…
Ленка, без пяти минут жена (жили вместе уже почти два года, вместе и в Крым ездили отдыхать), за границу рвалась отчаянно. Она только что закончила хореографическое отделение училища культуры, была одной из лучших. Ее сольный танец, в конце которого она, сорвав лифчик, медленно отступала в темноту, в глубь сцены, вызывал неизменный фурор на вечерах в училище. Ленка позвонила по одному из объявлений — и в их жизни появился «менеджер» Евгений, приторно вежливый и скользкий молодой человек, бывший инструктор по культуре райкома комсомола. Вскоре он сколотил очередную группу из пяти девчонок, наскоро им поставили четыре танцевальных номера и сшили костюмы, и через месяц поезд увез Ленку в Софию. Перед нею во всю ширь раскинулось лоскутное одеяло Балкан. Позже они переехали в Грецию.
Из первой поездки новоиспеченная стриптизерка вернулась уже какая-то другая. Выяснилось, что в Болгарии заставляли заниматься проституцией почти в открытую (позже, в Греции, это делалось с гораздо большими предосторожностями). А Евгений, естественно, имел с этого свой немалый процент.
Вскоре после возвращения Ленки в Питере появился маленький белобрысый толстячок, тоже «менеджер», но уже греческий. А белобрысый потому, что мамаша его была полькой. Станислав (или Стас) был обходителен, часто звонил по телефону со снятой им квартиры, часами обсуждая с Ленкой детали набора новой танцевальной группы для поездки в Грецию.
Кончилось дело тем, чем и должно было кончиться — четырнадцатого февраля, как раз в праздник влюбленных, день святого Валентина, Ленка собрала вещички и объявила, что уходит к Стасу, который ее очень любит и по-настоящему обеспечит будущее. Всё это стало совершенно неожиданным для него — слишком уж он в ней был уверен. Вспоминать об этом не хочется. Пил потом две недели.
И вот, через пять лет после тех событий, он туристом приехал в Грецию. В один из дней, свободных от осмотра достопримечательностей Афин, греческий гид группы повез народ на меховую фабрику, принадлежавшую его родственнику, — за лисьими шубами. Оказывается, в местных лесах водится множество лис (вот уж, действительно, в Греции всё есть). Шубы из их меха недороги, а непосредственно с производства — чуть ли не даром. А он, после долгих колебаний, решился в этот день махнуть в тот самый городок, куда когда-то уехала Ленка со своим «менеджером» Стасом и откуда он совершенно неожиданно получил от нее единственное письмо. Назывался город как известное место под Ялтой, Ливадия, но с заменой буквы и ударения — Левадия. Хотя, по всей вероятности, Ленки уже давно там не было.
Так он все себе и представлял — палящее солнце, белые дома, «пыль столетий»… Он достал из сумки то ее письмо.
«Город, в котором я сейчас нахожусь, именуется Левадией и находится в 120 км от Афин. Напоминает он большую советскую деревню (население здесь 22 тысячи человек). Единственная разница — прекрасные дороги и разнообразие магазинов. У них просто каждый дом — это магазин. Природа напоминает наш юг, горы и море, почти как в Крыму. Живу я в отеле „Филиппос“ в двухместном номере с девчонкой из группы. Танцую восточный танец в ресторане „Хеллас“. Получаю 20–30 долларов в день. После работы все девчонки занимаются консумацией — это раскрутка клиентов на спиртное. Нравы здесь ужасные. Женщину ни во что не ставят».
По-видимому, Стас, хотя и влюбленный, никак не мог пожертвовать предприятием, в которое вложил деньги. И этим «предприятием» была Ленка.
Он зашел в кафе и заказал коньяку «Метакса» и апельсинового соку.
В углу, в специальном большом гриле жарили целиком на вертеле молодого барашка. «Человек бывает старым, а барашек молодым», — вспомнил он строку поэта и усмехнулся: в своем стремлении в Левадию он проявил себя, как старый упрямый баран, осталось только найти новые ворота. Впрочем, чего уж теперь… Он бросил на стойку несколько двадцатидрахмовых монет с изображением «отца греческой демократии», яйцеголового Перикла, и вышел на улицу. Все же, несмотря на жару, чувствовалось дыхание недалекого Коринфского залива — холодного, соленого, ослепительно прозрачного.
От коньяка и отвесного солнца его малость подразвезло. Он направился к этому самому отелю «Филиппос», единственному в городе.
«Отель» на поверку оказался небольшим двухэтажным домиком (впрочем, домов выше в Левадии не наблюдалось). Хозяин гостиницы удивленно взглянул на его «краснокожую книжицу» — еще советский загранпаспорт с гербом развалившейся империи, и выдал ключи от одноместного номера.
Туристы не баловали Левадию своим вниманием — никаких исторических памятников здесь не сохранилось. А номера «Филиппоса» на девяносто девять процентов использовались местными донжуанами, снявшими девочку. Кстати, занятно, что в этом городишке был даже свой небольшой, но вполне официальный публичный дом, в котором трудилось несколько… парагваек. Вечером в ресторане он приметил двоих — невысокие, крепко сбитые мулатки с крутыми — даже слишком — ягодицами. Но в ресторан они приходили не «работать», а отдыхать.