Вот выплеснулось пламя из ствола танковой пушки Харитонова. Снаряд разорвался рядом со стопятидесятипятимиллиметровкой, разметал ее прислугу. На какое-то время это тяжелое орудие замолкло. Но второе, еще не обнаруженное нашими танкистами, выстрелило. Его снаряд угодил в танк старшего лейтенанта Харитонова, высек из брони сноп искр. Видимо, рикошет. Но и от этого удара тяжелая машина вздрогнула и, пройдя еще несколько метров, остановилась.
Сторожук не знал, что с машиной ротного, жив ли ее экипаж. Понял лишь, что случилась беда. Ведь при столь мощном вражеском огне вряд ли танк Харитонова маячил бы на поле боя неподвижной мишенью от простого рикошета. Значит, там дело намного хуже.
Собрался было связаться по рации с командиром роты, уточнить обстановку в его танке, но не успел. В наушниках, опередив Сторожука, раздался слабеющий голос Харитонова:
— Павел Ефимович… Паша…
Ротный не договорил: видимо, потерял сознание. Вместо него с волнением и болью доложил механик-водитель харитоновского танка:
— Ранили нашего командира. Тяжело ранили.
Вот оно что! Значит, нужно принимать командование ротой на себя.
— Не стоять! — это было первое, что выкрикнул Сторожук механику-водителю харитоновской машины. — Вперед, только вперед! — Вслед за этим до командиров остальных экипажей донеслись его твердо прозвучавшие слова: — Первый, Третий, Четвертый — слушать меня!
Это означало, что парторг Сторожук, как не раз бывало в подобных ситуациях, брал командование ротой на себя. И никто не удивился этому. Да и чему удивляться? Это же вполне естественно: комиссар — в данном случае парторг — заменил раненного в бою командира. Так было, так есть, так будет всегда! И командиры машин приготовились выполнить любой приказ нового ротного.
А Сторожук тем временем торопливо искал нужное в сложившейся обстановке решение. Как быть? Продолжать движение вперед всей ротой или же огнем части танков с места сковать расчеты тяжелых вражеских орудий и под этим прикрытием хотя бы одной машиной ворваться в расположение фашистов, посеять там панику? А в это время остальные танки…
Нет, это не выход. Одна машина есть одна машина. Пусть она даже в первые минуты и нагонит страху на врага. А потом? Потом фашисты опомнятся, сосредоточат на ней весь огонь, и… Значит, всей ротой? И — маневр, скорость… В этом залог успеха.
Мысли Сторожука метались лишь мгновение. Уже в следующую секунду в наушниках раздалось его всесторонне взвешенное приказание:
— Всем — вперед! Ускорить движение! И маневр, маневр!
Скорость достигла предельной. Несмотря на это, тяжелые машины успевали маневрировать на поле боя, кидаясь то вправо, то влево, сбивая прицел у гитлеровских артиллеристов. Потому-то тяжелые вражеские снаряды и не находили больше своих целей — рвались то сзади наступающих танков, то сбоку. Правда, вот только легкие орудия, находившиеся теперь от нас совсем близко, били более точно. Их снаряды то и дело попадали в лобовую броню. Но что они могли сделать нашим стальным гигантам?!
Вот Сторсжук увидел, как метнулась в сторону от одного из таких легких вражеских орудий прислуга. И в тот же момент он не почувствовал, а скорее услышал, как заскрежетал под гусеницами ело танка металл. Хотел было раздавить и вторую такую же пушку, но вовремя спохватился: а что, если другие танкисты, следуя его примеру, увлекутся уничтожением мелких целей? Нет, у тяжелых танков задача другая.
Подал команду:
— Вперед! Не задерживаться! Делай, как я!
Он первым ворвался на позицию гаубичников. За ним ринулись остальные ИС-3, подоспевшие тридцатьчетверки 1-го батальона 46-й гвардейской танковой бригады.
Стало значительно легче: гаубицы прекратили свое существование. Но оставались еще 155-миллиметровые орудия, их нужно было уничтожить во что бы то ни стало. И как можно скорее, потому что к их позициям уже спешат тягачи. Не иначе, фашисты хотят увезти орудия. Нет, этого допустить нельзя!
И снова в эфир несется команда Сторожука:
— Вперед! Не дадим фашистам увезти стопятидесятипятки! Больше скорость!
И снова несутся на врага грозные ИС-3. Завидя их, фашисты разбегаются, а тягачи танкисты крушат таранными ударами. Тяжелые вражеские орудия достаются нам вполне исправными.
— Первый! Первый! — запрашивает теперь уже Сторожук харитоновский танк.
— Я — Первый! — отвечает ему все тот же голос механика-водителя.
— Как командир?
— Плохо. Очень плохо…
— Выходите из боя. Сдадите командира в медсанбат, догоняйте нас.