«Наследие» старой, царской России ощущалось в деревне на каждом шагу. У нас не было даже избы-читальни, не говоря уж о библиотеке.
Но постепенно жизнь налаживалась. Стали набираться опыта и плодотворнее работать сельские Советы. В соседней деревне вскоре открыли избу-читальню, а в середине двадцатых годов у нас появилась кинопередвижка. Специального помещения для нее не было, и фильмы (тогда немые) показывали в сарае. Не было и электричества, и ребята вручную крутили генератор. Но и это уже серьезное достижение в культурной жизни села.
Однако работы был непочатый край. Взять хотя бы религию. Наши родители почти все ходили в церковь. Несмотря на то, что находилась она в трех километрах, заставляли туда ходить и нас, хотя в церковной службе мы [89] ровным счетом ничего не понимали. В церкви нас ставили отдельно, впереди, чтобы можно было за нами смотреть. Но стоять смирно не хватало терпения; потихоньку мы начинали шалить, за что частенько нас выводили вон, и мы этому, конечно, были рады…
* * *
А самолет наш все приближался к моему родному дому. Воспоминания все теснее обступали меня, и к горлу подкатывал комок от волнения…
На эту вот дорогу выходила фасадом моя первая, начальная школа. Школьные годы нельзя забыть. Помнишь все до мелочей…
Школа была небольшая. Преподавала в ней одна-единственная учительница - Фаина Николаевна Розова, она же заведующая. Преподавала сразу в двух классах, расположенных в смежных комнатах: один год - в первом и третьем, на другой - во втором и четвертом. По этой причине прием детей в школу производился через год. Помню, букварей и других учебных пособий не хватало, выдавалась одна книга на три-четыре ученика. Но, несмотря на это, мы не только своевременно научились читать и писать, но и получили первое представление о вселенной, о своей стране, помогали учительнице в ее просветительской работе на селе. Подготовка к выборам в сельский Совет, к революционным праздникам… - все это проходило при нашем активном участии.
Любопытство заставляло нас в те беззаботные годы обследовать буквально все уголки, что были в деревне и за ее пределами. Мы знали, какая глубина в двух больших прудах и нескольких малых. Знали, какая рыба водится в каждом из них.
Зимой на замерзших прудах катались на самодельных коньках, устраивали ледяные карусели. А в одном пруду мне пришлось в ту пору искупаться. Не успела вода еще как следует застыть, как захотелось нам побегать по тонкому льду. Он так заманчиво похрустывал под нашими ногами! Взявшись за руки, мы мчались от одного берега к другому. Но, не добежав шагов десять до противоположного берега - плотины (а глубина здесь была метра два), мы внезапно провалились и оказались в ледяной воде. Но от страха не почувствовали холода. Один из моих приятелей зацепился за кромку ледяной полыньи. А мы двое, перебираясь от льдины к льдине, карабкались к желанному берегу. Там уже собралась половина деревни» каждый [90] хотел нам как-нибудь помочь… Протягивают руки, и мы, босые, оказываемся на земле, запорошенной снегом. Большие, не по нашему возрасту, валенки, не успев утонуть, плавали в дальнем углу полыньи.
По приказанию наших спасителей бежим в ближайший дом и, раздевшись догола, забираемся на жарко натопленную русскую печь. Ждем, когда домашние принесут сухое белье и верхнюю одежду. Согрелись, и стало веселее. Правда, побаивались, что достанется от отцов. Но все обошлось. И простуда к нам не пристала: помогла хорошо натопленная печка. Правда, нашему товарищу, зацепившемуся за кромку льда, пришлось сидеть в ледяной воде дольше, пока не нашли длинный шест и не вытащили его, как на буксире, на берег.
Когда землю покрывало снегом, в ход шли самодельные лыжи, и мы катались с берегов большого ручья, который назывался Разлив. Горки там были большие и маленькие - на выбор. По укатанным местам неслись на санках, а больше - на козлах, досках, покрытых толстым слоем льда.
Летом были другие забавы: купались в прудах и бочагах, ходили по грибы и ягоды и, конечно, катались верхом.
Ближайшим к нам крупным населенным пунктом был районный центр Борисоглебские Слободы, или поселок Борисоглебский, на реке Устье. Эта река возле озера Неро впадала в Которосль, приток Волги. Борисоглебский славился своим кремлем с высокими крепостными стенами, с которых его жители не раз давали отпор недругам Руси. Такие крепости были почти во всех городах Ярославской области, в том числе и в ближайших от нас - Ростове и Угличе.
Ездили в те времена все больше на лошадях, а в Борисоглебские Слободы, что в 17 километрах от нас, часто добирались и пешком. Вспоминается лето 1932 года, когда я приехал в родную деревню на школьные каникулы из города. Тогда мне довелось идти в Борисоглебский райком комсомола по необычному делу - по случаю организации на селе комсомольской ячейки. Я и сам в том же году четырнадцатилетним подростком только что вступил в ряды ВЛКСМ. И вот, приехав домой на каникулы, сумел сагитировать вступить в комсомол пятерых моих деревенских товарищей. В райкоме, проинструктировав меня и рассказав о комсомольских мероприятиях, обещали дня через [91] три прислать в деревню инструктора для оформления вновь созданной организации. И действительно, через три дня у нас состоялось организационное собрание первых комсомольцев.
Год назад в Чухолзе был создан колхоз, и комсомольцы могли оказать помощь в его становлении. Первым делом нашей организации было создание рейдовой молодежной бригады по наблюдению за качеством уборки урожая. Руководил этой бригадой мой двоюродный брат Павел Гунбин, впоследствии первый в районе стахановец и орденоносец, а во время Великой Отечественной войны председатель местного сельсовета.
О работе рейдовой бригады рассказывалось в одновременно созданной колхозной стенной газете. Ее вывешивали на одном из центральных домов колхоза. Это была первая стенгазета в деревне, и жители с интересом читали или слушали, как читают другие, заметки о колхозных делах, с доброй усмешкой разглядывали карикатуры.
Еще два года я ездил домой на летние каникулы. Потом сдал экзамены в высшее учебное заведение… армия, война… И вот теперь, уже взрослым, я снова скоро увижу родные места.
У- 2 уже над дорогой Ростов -Углич. Знакомые с детства места кажутся с воздуха не такими, какими представлял их раньше. Многое изменилось, да и выглядит теперь в других, не в детских, масштабах.
Для посадки выбираем невспаханное поле на окраине деревни. К самолету бегут со всех сторон и стар, и млад. Рады, что можно поглядеть на него так близко и даже потрогать руками.
Катится наш «кукурузник» по полевой дороге… Заруливаем к дому и ставим самолет возле сарая. Навстречу мне - мать. На лице ее такая радость! И, конечно, слезы…
Мы со Степаном входим в дом, где я родился. Он также неузнаваем, как и все вокруг. Здесь еще неделю назад размещался детский дом, эвакуированный из осажденного Ленинграда. Мать помогала как могла. Но чем можно помочь малышам, оставшимся без отцов и матерей?!
В деревне лишь старики, женщины и дети. Остальные воюют, и все трудные дела взяли на себя они, наши славные женщины, старые люди да ребятишки. Стараются, работают. Знают, что это для фронта. И мы в эти три отпускных дня стараемся помочь им. Прощаясь, обещаем, что [92] враг обязательно будет разбит и в следующий раз мы прилетим с победой.
Покружив прощально над деревней, следуем сначала в Ярославль, где надо заправиться горючим. Вот и областной центр, величественный древний город на великой русской реке… Заправившись, берем курс на юг, на свой аэродром…
И вот мы снова в своей боевой части. Лето 1942 года. Враг в ста километрах от Москвы и готовится к новой наступательной операции. Нам, экипажам бомбардировщиков, предстоит выполнить еще немало боевых заданий, чтобы разрушить его коварные замыслы. [93]