Ник от души хохотал, разглядывая синяки на лице Алексея.
— Как же ты на мою подругу запал? Ну, умора! Ладно, всякое бывает. Ты че, с Москвы рванул? Жизнь, ваще, жопа? Развелся, говоришь? Да и хрен с ней, ты же знаешь, все бабы — бляди, весь мир — бардак…
Рудаков с интересом наблюдал за бывшими однокашниками. Да, закабанели, заматерели они.
Вон, Игорь, шибздиком был с рыжей шевелюрой, метр с кепкой, зубы плохие, редкие. А теперь, полюбуйтесь на него — атлет в квадрате! И голливудская улыбка — вставил зубы из металлокерамики. Взгляд пустой и холодный, а тонкие бледные губы смеются: старается казаться, как и прежде, остряком и хохмачом — рассказывает смешной анекдот.
Серега и раньше не был хилым парнем, а теперь стал вообще громилой с внушительными бицепсами. Хищные раскосые глаза черного цвета, черные короткие волосы. Надменно сжатые губы. Грозный вид. Якудза, да и только!
Юра тоже стал монстром с пудовыми кулаками. У него на лбу написано: «Я — БАНДИТ». Карие глаза, жестокие и пронзительные, вгрызаются как бур в человека, тупая морда питбуля, оскал хищника, не дай бог его тронуть — загрызет! Но как всегда пижон: модные остроконечные туфли, модный галстук, пиджак, ремень…
Что и говорить, не узнать одноклассников! Куда делись чумазые, зачуханые детдомовцы? Вечно голодные, вечно плохо одетые, со злобной завистью наблюдающие за детьми, что гуляли под ручку со своими папами и мамами.
Боже, как они изменились!..
Теперь они мелочь по карманам не тырят, как раньше. Серьезными делами занимаются ребятишки.
Коттедж Никонова, трехэтажный домина с коричневой черепичной крышей, с причудливыми башенками и ажурными решетками на окнах, располагался на улице Геологов. Охраняли владения авторитета высокий трехметровый забор из красного кирпича, металлические раздвижные ворота, видеокамеры, сигнализация, два огромных добермана и пять коротко стриженых громил с разрешенными для самообороны «Тиграми» и «Рысями». На территории коттеджа ухоженные кустарники, сосенки, осинки, елочки, яблони, клумбы с цветами, аккуратные дорожки из розового бордюрного камня, бассейн с лазурной водой, баня из четырех отделений и хозпостройки. На крыше — спутниковая тарелка. В доме — камин, итальянская кожаная мебель, антиквариат, хрустальные люстры, дорогие ковры, домашний кинотеатр. Куча спален, ванные комнаты, отделанные розовым, черным и голубым кафелем, в них — джакузи, унитазы и краны с позолоченными ручками.
За домом — сосновый бор. Справа — протока Енисей, а слева — уйма коттеджей различных стилей и модификаций. От простых домиков, из панельных блоков и дерева, до вычурных кирпичных дворцов с башнями и шпилями. Здесь, по улице Геологов, всегда любили селиться «сливки общества»: милицейские тузы, врачи-стоматологи, налоговики, бизнесмены, мафиози и представители местной администрации. Это были люди, «связанные одной целью» (финансовое обогащение) и «скованные одной цепью» (круговая порука).
…В гостиной коттеджа шумела пьяная компания. Сюда и приехали одноклассники, чтобы продолжить пирушку. Открывался вечер воспоминаний.
— А помнишь, как мы собирались после уроков, чтобы посмотреть твой очередной комикс — порнушку, — весело орал поддатый Ник, обнимая за плечи Рудакова.
— А как Олесю всем колхозом харили? — вспоминал уже Хакас. — И как она утюгом запустила в окно, когда поняла, зачем мы ее заманили в раздевалку…
— А помнишь, как мы играли 100 партий в шахматы, матч века, — улыбался Северянин
— А как класснуха за мной гонялась с пионерским галстуком. Одень, мол, Игорек, красненький наш галстучок. Стань пионером, сволочь!..
А помнишь, а знаешь… Алексей кивал головой, улыбался Хорошее время было, беззаботное. А ныне разбрелись по белу свету одноклассники. Говорят, Вова Горов теперь богатый коммерсант, куча отделов по городу, новенькая «Тойота Калдина». Ударился в религию — поет в протестантской общине: «Отче наш, сущий на небесах» и причащается по воскресеньям. Первая красавица класса Ира Шеева, располнела, ее не узнать, на рынке продавцом работает. Коля Дацкий владеет собственным магазином, ездит на джипе… Вот и ребята выучились на бандюганов. Ездят на крутых иномарках и сорят бабками. А он кто, Алексей Рудаков? Ни Родины, ни флага. Ни денег, ни машины, ни квартиры… Голь перекатная. Что он теперь имеет, и что он из себя представляет. Самый умный в классе, самый способный, с такой перспективой как Москва, оказался в полной заднице со своими жизненными изысканиями. И стоило пять лет мучиться в «вышке»? Может, слишком возомнил он себя, думал, что все по плечу. А чтобы добиваться желанных целей, кроме уверенности в себе, надо иметь волю, работоспособность и настойчивость. А в таком котле как Москва, где варится уйма народа, надо умело работать локтями, иметь хищную хватку и завязывать полезные связи.
Сейчас Рудаков немного завидовал однокашникам: они хорошо одеты, с деньгами, без каких-то комплексов, уверенны в себе на сто процентов. Они никогда не страдали и не страдают от каких-нибудь дилемм и предрассудков, все у них ясно и достаточно просто. Украл — не поймали, и на том спасибо! Отмутузил кого-нибудь — не посадили, все о'кэй! Поимел деньги — спустил в кабаке на бухло и баб! Не беда! Гуляй, братва! Живи одним днем! Лови момент! Не верь, не бойся, не проси! Неизвестно, где завтра будешь, либо в шалмане с телками, либо в тюряге, а либо на сто первом километре…
Ник и Алексей вышли во двор освежиться. Встали около пушистых елей. Их слегка пошатывало. Никонов достал сигареты и закурил.
— Возьми меня к себе, Миха, — неожиданно выпалил Рудаков.
Никонов удивленно посмотрел на него.
— Надоело жить в нищете — край! Не устраивает меня эта проклятая жизнь. Мертвечиной от нее разит! Хочу денег, хочу активных действий, чтобы адреналин кипел в крови! Возьми меня, Миха, не пожалеешь…
Авторитет еще с минуту переваривал информацию, сказанную бывшим одноклассником, выпустил из-за рта колечки дыма, а затем произнес:
— Леха, братуха, какие проблемы, только не советую…
— ?..
— Прийти к нам можно, а вот уйти…
— Да, мне все равно! Я в ауте, моя жизнь тоже. Цели у меня нет стоящей. Некуда мне деваться, понимаешь, Миха, некуда! И возвращаться некуда! Никто меня не ждет. Возьми меня!..
— Знаешь, братуха, наша работа рисковая, неровен час, могут и заземлить наглухо. Вот недавно на меня покушались. А слышал, что нашего губернатора завалили? И мэра Норильска?.. Тимофея арестовали. В крае новый передел, разгорается новая алюминиевая война. Со мной находится опасно, вокруг меня, в натуре, пули свистят, а ты туда же! Хочешь, чтоб бошку тебе, в натуре, прострелили?!
— Пусть, — упрямо твердил Рудаков. — Мне все равно.
— Это чисто пьяный базар, Леха…
— Нет, я говорю серьезно. Возьми меня.
Никонов тяжело вздохнул, сделал последнюю затяжку и затушил окурок.
Сизые кольца дыма растаяли в утренних сумерках. Поднималась уже заря. Природа просыпалась.
— Ладно, посмотрим. Урка из тебя хреновый, не шьешь, не порешь в воровских делах, но злости у тебя хоть отбавляй, да и котелок у тебя варит, в натуре. Человек ты не с улицы. На что-нибудь сгодишься.
— Спасибо, Миха, — Рудаков, обрадованный, бросился обниматься с Никоновым.
— Только запомни: вход к нам рубль, выход — два. Ты сам напросился. Жалеть тебя никто не будет, и спрос с тебя будет как со всех, отвечаю. Даже строже. Знаю, меня ты не предашь, а если предашь — убью, — Никонов хищно улыбнулся. — Ладно, не дрейф, прорвемся. Пойдем в дом бухать дальше…
И они, по-братски обнявшись, ушли в дом. Веселье продолжалось. Ник, дойдя до кондиции, стал изливать душу Рудакову:
— Кем я был? Никем. А теперь: Я — НИК! Меня знают в крае, в Сибири, во Владике. Гамера, Тюрик, Салома, Джем, Якут… Знают и казанские, и тольяттинские, и московские авторитеты, воры в законе, крутые чиновники… Мне в детстве и в юности жизнь ничего не дала хорошего, я сам все взял! Я сам всего добился, отвечаю! Меня государство считало изгоем общества, ставило вне закона. Теперь я сам — закон! Я — власть, я — сила, реальная сила. Без фуфла говорю. Могу замочить любого, могу подкупить, кого угодно…Я замутил большое дело, поднял крутые бобы, заимел крутые подвязки. Я дал работу людям, они мне поверили, пошли за мной. А ты кто, Леха? Что ты можешь? Ничего! У тебя есть какая-нибудь идея, какая-то тема, мысль, в которую поверит народ и пойдет за тобой? Нет, и не будет! Ты можешь подчинять себе людей, парализовать их волей, взглядом? Заставить их бояться? До ужаса, до усрачки? Нет, не можешь! Ты слабак, Леха. Башковитый, но слабый…