— А если пожертвовали Тихоном. Может, Казбек и без него получил от Тимофея то, что нужно, а?
— Вряд ли. Иуда здесь в Минусе. Носом чую. Но это не Кот. Он пацан правильный, проверенный. Так что я за него мазу буду всегда тянуть. И другие братаны.
— Маза, маза… Маза за мной всегда будет. Как не крути…Ладушки…
Ник успокоился.
— Сам знаю, что не он. Никитка, отстегни его от трубы.
«Никиткой» авторитет называл младшего из братьев, а старшего величал «Никита». В избежания путаницы.
Никитин-младший выполнил поручение босса.
Пахан откупорил бутылку водки. Щедро налил в два граненых бокала. Один из них протянул Коту. Тот трясущимися руками, расплескивая водку, взял стакан.
— Ладно, Кот, не бычься. И не держи зла. Не прав я, отвечаю. Грех попутал. Вижу, вижу, не ты это. Ты славно поработал. Молодца. Я тебе еще деньжат выделю. И плюс к тому бабла подкину и на стоматолога и на лекарства, отвечаю. Хороший ты, пацан, Кот. Давай в знак примирения выпьем, до дна.
Ник выпил водку мощными глотками как воду. Кот же, морщась и чихая, больно обжигая разбитую полость рта и губы, выпил сорокоградусную жидкость и ушел в нирвану.
«Я не держу на тебя зла, босс. Бог простит».
А потом отключился
ГЛАВА 7 ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ ИЛИ ЧАС ИУДЫ
Душа Рудакова летела по черному туннелю, словно невесомое перышко. Полет был приятен и безмятежен. Что впереди? Рай или ад? Или атеистическая вечная тьма?..
В конце туннеля появилось белое пятнышко. Оно стремительно увеличивалась. Наконец оно заполонила все пространство. И вдруг исчезло. Алексей увидел яркие огни люминесцентных ламп и дюжину встревоженных глаз, выглядевшие из-под белых масок.
— Кажется, спасли, — констатировал кто-то из врачей.
Рудаков вновь погрузился в темноту…
Когда сознание вернулась к нему, он увидел, что лежит в постели, а из вены торчит большая иголка. К иголке была подключена капельница. Болела левая рука и грудь. Перед ним сидела молоденькая и прехорошенькая медсестра с рыжими волосами. Крутые бедра, большая грудь. Изумрудные глазки смотрели на Алексея ласково и предупреждающе.
«Живой», — облегченно подумал он.
Художник почувствовал сильную слабость, с трудом пошевелил пальцами, еле сжал их в кулак, разжал — пот струился обильными ручьями, обещая в скором времени превратиться в бурный селевой поток. Медсестра обворожительно улыбнулась, продемонстрировав красивые жемчужно-белые зубы. Мокрым полотенцем она смочила его лоб, виски, щеки.
— Пришли в себя, Алексей Владимирович?
— Где я? — Художник удивился своему тихому голосу.
— В хорошем надежном месте. Прошу Вас, не делайте резких движений. Вам нельзя.
— А где, пацаны? Хакас? Кот, Макс?.. В нас, кажется, стреляли…
Медсестра с искренней грустью посмотрела на него.
— Сейчас, — и исчезла из поля зрения больного.
Из глубины комнаты на авансцену выдвинулся Ферзь. Его лицо выражало неподдельную скорбь. Он присел на краешек больничного ложа, положил руку на плечо Алексея. Выдержав паузу, сказал:
— Ты только не волнуйся, Художник. И мужайся, братишка, мужайся… Знаешь, твои кореша все погибли.
— Как погибли? — застонал Рудаков. Его снова прошиб обильный пот. — Не может быть.
Слезы навернулись на его глаза. Ферзь горестно покачал головой.
— Всех покосило казбековское отродье. Кот случайно уцелел. Сейчас он в Сибири, его Ник вызвал. Афганец семь дней жил, а потом умер. У остальных не было шансов. Их уже похоронили в Минусинске. Прибалтика занимался отправкой их тел в Сибирь. А ты фартовый пацан: выкарабкался.
— Как я здесь оказался?
— Прибалтика — любитель азартных игр. Сорвав куш в «Кристалле», он решил попытать счастья в «Метелице». Тем более он знал, что вы там зависаете. Но немного опоздал — разборка уже закончилась. Вернее, расстрел. Но Прибалтика быстро сориентировался в данной ситуации, поймал мотор и отправил тебя с Афганцем в «Склифа». Доложил мне. Поставил пацанов у твоей палаты. Так, на всякий случай. А я потом, когда тебе перевели из реанимации в послеоперационное отделение, тайно вывез тебя на эту дачу.
Ферзь протянул больному мобильный телефон «Самсунг»
— Вот тебе труба. Может, хочешь кому-то позвонить? Звони. Но недолго, а то ты еще не оклемался. Хозяин просил меня поблагодарить тебя за проделанную работу. А этим козлам мы отомстим. Умоются они кровавыми слезами. Вскроем им шеи напрочь!.. Ладно, Художник, ты отдыхай, набирайся сил, а мне надо бежать: спешу по делам. Аллочка за тобой присмотрит.
И он ушел.
Медсестра покормила его с ложечки манной кашей. Вскоре веки его отяжелели, тепло разлилось по его телу, и он отправился в царство Морфея.
Вечером позвонил Ник.
— Мне сообщили, ты пришел в сознании. Ну, как дела братишка? Все хорошо? Ништяк!.. Ты уже все знаешь? Крепись, Леха! Мы воины, смерть всегда рядом с нами. Они умерли достойно, как правильные пацаны. Похоронили их с почестями. А эти твари умрут! Век воли не видать! Подохнут, точняк, отвечаю! Ты же знаешь, Леха, мое слово — закон!.. Выздоравливай, братишка. Ты мне нужен. Сейчас в крае непонятки, разборки. Нелегкое лихое время. Я твоей матери сказал, что ты в длительной командировке. Дал деньжат на продукты.
— Спасибо, Ник.
— Ладно, базарить больше не буду: тебе отдых нужен. Позвоню завтра.
Рудаков снова заснул.
Место, где лечился Алексей, являлась когда-то спецдачей наркома Литвинова. Она находилась в Химках, недалеко от Новогорска. На громадной территории дачи, среди вековых сосен, располагался двухэтажный каменный домина. Около дома — небольшое озеро. Здесь бывали и Василий Сталин, Берия и другие важные государственные чины.
Раньше эту дачу арендовала одна югославская фирма. Она занималась продажами трикотажа, пальто и колготок. Она и сделала хороший ремонт внутри здания. Построили двухэтажный кирпичный дом, где размещалась столовая и жилые помещения. Сначала фирма хорошо развивалась, имела даже свои отделы в крупных универмагах Москвы: ЦУМ, ГУМ и др. Но потом дела у фирмы пошли на спад. И когда фирма благополучно скончалась, дачу арендовал Тимофей. На ней он мало бывал. Так берег на всякий случай. Для сепаратных переговоров, для верных друзей и партнеров.
На первом этаже располагались сотрудники инвестиционной компании «Цезарь», работающих на Тимофея, и охрана. На работу и с работы их от метро «Планерная» привозили две машины. На втором этаже находилось несколько кабинетов, оснащенных самой современной и супердорогой оргтехникой, и импровизированный госпиталь, где и лежал Художник. Мало кто из сотрудников компании знал про жилой второй этаж. А если кто и догадывался, то держал язык за зубами. Знал: молчание — золото, а слово — скорый путь на кладбище. На второй этаж можно было попасть только через одну комнату, которая располагалась в большом зале и была почти всегда закрыта. Медсестры работали по неделе. Одну неделю — смуглая худенькая Жанна, вторую — уже известная Алла. Еду приносил кто-нибудь из охраны. Иногда Художника посещали Ферзь или Прибалтика.
Дни текли унылой чередой.
Алексей волновался. Словно он не матерый тридцатипятилетний мужик, а простой наивный мальчишка, стоящий перед окнами симпатичной одноклассницы и с восторженным замиранием сердца ждущий ее появления. Или робкий и пылкий влюбленный, трепещущий от волнения на первом своем свидании. Он и краснеет и бледнеет, и мямлит, и мычит, и заикается, ведет себя как последний тюфяк, как слабовольная тряпка, но не знает что сказать понравившейся девушке.
Рудаков в третий раз набирал номер домашнего телефона Кати и в третий раз сбрасывал! Стоит ли с ней разговаривать? Может быть, она его уже забыла? Из глаз долой из сердца вон? Или иногда вспоминает? Очень хочется это узнать. Как она поживает, как дела. И пусть у нее, возможно, теперь другой бой-френд, и пусть она пошлет его на три советских буквы… Пусть. Но Алексей все же ей позвонит.
Решимость в нем окрепла окончательно. В четвертый раз он уже не сбрасывал вызов — ждал ответа.