Тихо-то в доме всюду было; даже прислуга и та вся почти ушла по церквам встречать Светлый праздник, кто молитвой, а кто и болтовнёй да пересудами над охраняемыми куличами. Во всём доме оставались один лакей в передней, старая экономка, да горничная приезжих, специально оставленная ради услуг Екатерине Алексеевне, упорно не желавшей идти к утрене. Арданина, едва оставшись одна, поспешила разрешить этой женщине идти, куда угодно, — наверх ли болтать с экономкой, или совсем из дому. Ей это было совершенно безразлично, лишь бы её никто не тревожил в эту тяжкую для неё ночь. Прощаясь с матерью, она постаралась её успокоить своим наружным спокойствием; она прикинулась хладнокровной, усталой, уверила всех, что тотчас же ляжет спать, а к их возвращению из церкви встанет, выспавшись, бодрая и готовая разговляться с аппетитом…
Она и в самом деле готова была так сделать, да как-то не пришлось! Что за толк ложиться в постель чувствуя, что не заснёшь? Сна не было и в помине у молодой женщины, мучимой воспоминаниями, бурными чувствами, тревожными вопросами… Екатерина Алексеевна ходила по комнатам нижнего этажа долго, до устали. Сначала она прислушивалась к шуму на улицах, к радостной праздничной суете, долетавшей извне, к быстрым шагам спешивших в храмы, к стуку экипажей, изредка гремевших всё в одном направлении, к собору, куда поехали и её домашние. Собор стоял довольно далеко, над рекою; Арданиной он был хорошо знаком, она могла представить себе ясно всех, кто там был теперь, всё, что в нём происходило. Она и представляла, не намеренно, а невольно представляла, обращаясь мыслью к матери, к близким своим, весь свет, всё ликование, которое готовилось и там, и в десятках других церквей вокруг неё, — в богатых и бедных храмах по всей земле русской, в сотнях тысяч христианских собраний по всему лицу мира, в эту торжественную, светлую ночь.
Да! Она была светла и радостна для многих, — но не для неё! Не для таких, как она, — Богом отверженных! Отверженных?.. За что?.. Она ль не была верующей?.. Она ль, как сказано в Писании, с детской верой в милость Божию, не обращалась к Нему, как к любящему, милостивому, всемогущему Отцу, твёрдо убеждённая, что Он заранее знает, что ей нужно, о чём она молит, и не подаст ей камня вместо хлеба, скорпия — вместо яйца!.. О чём она молила Бога? Не о чуде из ряда вон! Она молила Бога лишь сотворить для неё то, что Он, — без мольбы, — зауряд творит для многих, для всех: сохранить её дитя, её дорогую, страдавшую, болевшую крошку, — единственное утешение её, единственную надежду!.. Вот, ровно год. Точно так же всё вокруг неё ликовало. Большой город весь в свете и радостном настроении готовился встретить великий праздник Воскресения. Вот так же стояла она у окна и прислушивалась к первому, торжественному удару колокола в Исаакиевском соборе, как сейчас слышала первый соборный звон, возвестивший и здесь начало воскресного служения окрестным церквам. Только там он был несравненно громче, величественней и торжественней! Как гром Божьего слова, как истинный благовест во спасение и в жизнь, и в ликование исполнившегося обетования: «Просите и дастся вам!» — отдался он в её сердце, переполненном верой, надеждой, любовью!.. Над столицей вспыхнул отблеск мгновенно осветившихся храмов; разнёсся радостный гул трезвона, спеха, весёлой суеты. А в их доме была тишина, царила скорбь болезни и печали; но она не верила их продолжительности! Она себя настроила на уверенность в милости Божией: в её сердце также горел свет веры, радость упования «на несомненную, верную» помощь воскресшего Христа… Она упала на колени пред киотом, горевшим в ярком свете лампады; она поверглась ниц перед изображением «воскресшего и всё воскресившего» и молилась Ему: «Боже! Милостив буди мне, грешной! Боже! Ты взял у меня сыновей моих! Ты дал мне великую скорбь жизненной с ними разлуки! Боже, верую, что есть жизнь вечная, воскресение из мёртвых в будущей жизни… Но Ты, Богочеловек, знающий скорби людские! Ты, воскресивший Лазаря, воскресивший дочь Иаира, воскресивший единого сына молившей Тебя матери, Господи, яви и мне Твоё милосердие! Воскреси и мою болящую дочь!.. В этот великий час Твоего возвращения к жизни, — возврати и ей, и мне вместе с нею — жизнь, здоровье, счастье!.. О, Боже, Христос всемилостивый и всемогущий! Знаю, что Ты слышишь меня! Знаю, что видишь и скорбь мою, и на Тебя Единого уповаю! Знаю, что поможешь дочери моей, спасёшь её, оживишь!..»