Сбавили Люсе поведение на четверку, и при каждом удобном случае все, кому хотелось, показывали на нее пальцем: она запятнала школу.
Ни оправдываться, ни объясняться Люся не хотела. Стала молчаливой, замкнутой, а училась по-прежнему хорошо, не давая повода для новых придирок.
Как-то в середине зимы Люсе велено было прийти после уроков к директору школы. Директором много лет была пожилая, седая женщина, слывшая в районе опытным педагогом. Она очень дорожила этой славой и ходила, высоко держа голову.
— Стань вот тут.
Люся стала на указанное место у стола, за которым сидела директор.
— Людмила Постникова!..
— Да, я слушаю вас. — Люся слегка поклонилась.
— Разговор будет между нами. Понятно?
— Да.
— Я узнала… Мне доложили… — Женщина покашляла, переложила с места на место папку на столе. — Недавно был медицинский осмотр… Врач ничего не сказал тебе?
— Нет, Татьяна Михайловна.
— У нее… у врача закралось подозрение, что ты… одним словом, желательно было бы пройти тебе специальное освидетельствование.
Люся вспыхнула, лицо покрылось красными пятнами, глаза смотрели на Татьяну Михайловну и ничего не видели.
— Никто не узнает, — вполголоса говорила директор. — Но это надо для твоей чести.
Люся откинула назад голову, тряхнула косой и, чуть-чуть прищурясь, посмотрела на женщину, которая годилась ей чуть ли не в бабушки.
— Позвольте мне самой заботиться о своей чести.
— А честь школы, Постникова?
— Вот это-то вас беспокоит больше всего…
— А как же иначе? Общественное должно стоять на первом месте.
— Слыхала. — Люся усмехнулась. — Вам по должности положено это говорить.
— Как ты разговариваешь со мной! Никакого почтения…
Что-то еще говорила Татьяна Михайловна, но Люся слушала рассеянно. Она смотрела, как все больше краснеет лицо женщины, как нервно вздрагивает верхняя губа ее с бородавкой, покрытой пучком волос, и как гневно смотрят на нее испуганные и властные глаза. «Она, наверно, от рожденья такая… правильная», — подумала Люся и чуть не произнесла прозвище директора: «Аксиома».
— Ты не слушаешь меня! — закричала Татьяна Михайловна, и голова ее затряслась, как у старухи.
— Слушаю.
— Чего я говорю тебе?
— Истины, Татьяна Михайловна.
— То-то. А выводы для себя сделала?
— Какие же?
— О чести девушки.
— Я — не девушка.
— Что-о? — Татьяна Михайловна в ужасе обхватила руками голову. — Что ты сказала? Повтори! — Теперь она потрясала руками.
— Я— не девушка, — повторила Люся вызывающе.
— И ты смеешь еще улыбаться!.. Или издеваешься надо мной?
— Я говорю серьезно.
— Серьезно?.. — Татьяна Михайловна вдруг притихла, потом примирительно сказала: — Не верю. Просто ты обозлилась и наговорила тут всякого… Я направлю тебя в поликлинику…. ты сама заинтересована в этом. Честь девушки… честь моей школы.
— А если подтвердят мои слова?
— Что ты каркаешь!… Подтвердят, тогда на педсовете разговор будет.
— Вы можете сейчас на педсовете поставить.
— Как же это? На основании чего?
— С моих слов.
— Со слов? Без документа?
— А документа у вас не будет. Поняли?
— Пошла вон! — Татьяна Михайловна схватила дрожащей рукой графин с водой. — Постой!
Люся вернулась к столу, ждала, пока Татьяна Михайловна пила, стуча зубами о стакан.
— Ладно, Постникова! Довела ты меня до такого состояния… Не ожидала я от тебя. — Она внимательно оглядела ученицу, подумала и сказала: — Нервы с вами какие надо иметь. А?.. Даже у меня выдержки не хватило… Ну ладно, никуда я тебя посылать не буду. Иди!
Домой Люся шла медленно, разбитая, отупевшая. И все думала о директоре: «Трусиха «Аксиома». Побоялась настаивать на поликлинике: скандал может получиться. Только она ничего не знает, ничего…»
Мать встретила ее с тоской в глазах:
— Зачем тебя к директору-то?
— А ты откуда знаешь?
— От Аньки. Спрашиваю про тебя, а она говорит, к директору тебя вызвали. Ай опять чего выкинула? Опять набедокурила?
Поблекшие уже глаза матери бегали по лицу Люси, пронзали ее, пытали.
— Не беспокойся, мало ли зачем вызывают к директору.
— Ну, слава богу! — Мать повеселела, утерла ладонью сморщенный рот, подтянула концы платка под подбородком. — Не говорила с директором-то, может, вернут по-ведение-то на пятерку?.. Эка важность — парню по морде съездила. Кабы девке — другое дело. А парням иной раз приходится по носу давать.