Выбрать главу

«Чудаковатый, — решила про него Люся, — но, кажется, добрый».

По вечерам он отдыхал на постели, читал, иногда что-то писал, а перед сном выходил на прогулку.

При всяком удобном случае он заговаривал с Люсей. Мог говорить о чем угодно: о погоде, о каких-нибудь дамских чулках, о ценах на мясо и муку.

Случалось, оказывался он вдвоем с Люсей, тогда говорил о другом:

— Жизнь человека коротка. Так надо прожить ее если уж не прекрасно, то хотя бы с удобствами.

— С ванной, холодильником, с дачей, — чуть улыбаясь, сказала Люся.

— Со всем, что создала цивилизация. — Иван Мокеевич подержался за узел аккуратно завязанного галстука, потрогал уголки воротничка — не загнулись ли. — Мы ведь пишем в газетах: «Все для человека».

Застав как-то ее в кубовой за стиркой, Иван Мокеевич ударил себя руками по ляжкам:

— Людмила Васильевна! Как можно!

Обычно моложавое лицо Ивана Мокеевича было спокойно, как выутюженное, на нем не дрожали мускулы, не морщинилась кожа, а сейчас Люся увидела на нем складки и морщинки, поднятые кверху крутые надбровья.

— И вам не жаль своих рук? Будь я вашим мужем, не позволил бы вам стирать.

— Не потому ли от вас ушла жена? — с иронией спросила Люся.

— Ну нет! Я уж говорил: мы не подошли друг к другу.

Бывал Иван Мокеевич грустным. Не заговаривал с Люсей, сидел задумчивый или прохаживался вокруг стола, задевая ногами за кровати.

— А не сходить ли нам с вами в кино? — спросил он однажды и, наклонив голову, ждал ответа.

Она пожала плечами:

— Не знаю.

На другой день он сказал, что купил билеты на «Шляпу пана Анатоля».

— Сходим, Людмила Васильевна… Это комедия. Поляки еще не разучились смеяться.

— Не пойду, Иван Мокеевич.

— Что, не можете?

— Я этого не говорю. Я сказала: не пойду.

— Но… позвольте!.. Я предварительно спрашивал вас.

— И что я вам ответила?

— Вы ответили: «Не знаю». Но этим подали мне надежду. Женщины всегда неопределенны в своих ответах. — Иван Мокеевич улыбнулся, сверкнув белыми, красивыми зубами.

— Вы убедились, что это относится не ко всем женщинам?

— Да. И еще больше проникся… понимаете, проникся уважением к вам…

Уезжая из Терновки, он оставил Люсе свой служебный адрес.

— Знаете, чем черт не шутит — вдруг случится быть вам в городе. Приглашаю в гости.

А через две недели пришло Люсе от него письмо. «Я часто вспоминаю Вас, — писал он. — И мне не хватает Вас. Можете поверить этому?»

Она не ответила ему.

Месяца через три Иван Мокеевич опять приехал в Терновку.

— Вам не нравится у нас, а опять приехали, — сказала Люся.

— Мог бы сам не ехать, послать кого-нибудь. Но из-за вас прикатил.

— Шутите все, Иван Мокеевич.

— Как можно шутить!

Через день он сказал ей:

— Поедемте со мной? А? Будете жить в большом городе.

— Что я буду там делать?

— Будете моей женой. — Люся расхохоталась. Иван Мокеевич обиделся. — И вовсе не смешно. Я предлагаю вам выйти за меня замуж.

— Это вы серьезно?

— Вполне.

— Нет, невозможно.

— Я могу подождать.

— Бесполезно ждать. Этого никогда не будет.

— Но почему?

— Мне было бы с вами скучно. Скучнее, чем в Терновке.

Он не до конца понял ее и, уезжая, поцеловал ей руку.

— Я буду писать вам и надеяться.

— Не надо! Ничего не надо!

Ходил к Люсе лейтенант милиции, проверял документы проживающих. Высокий, щеголеватый, с военной выправкой. Блестя начищенными хромовыми сапогами и серебром погон, он проходил в боковушку, брал под козырек, потом снимал фуражку.

Люся доставала из тумбочки толстую книгу регистрации жильцов, стопку паспортов. Лейтенант проверял документы, внимательно, не спеша перевертывал страницы книги с волнисто-изогнутыми грязными углами. Возвратив книгу и паспорта, поднимал на Люсю добрые серые глаза.

— Никаких происшествий, инцидентов не было?

Два года тому назад лейтенант приехал в Терновку и с тех пор ходил в Дом колхозника и всякий раз задавал этот неизменный вопрос. И Люся отвечала неизменное:

— Нет.

— Приятно слышать.

Сказав так, лейтенант улыбался и странно смотрел в очень большие и очень глубокие Люсины глаза. По его глазам видела она, как он пьянеет от ее взгляда. Она отворачивалась. У него миловидная жена, с которой Люся любит при встрече поговорить, двое детей. И ей неприятны улыбка и любезность лейтенанта.

— Ходить к вам, Люся, для меня самая приятная служебная обязанность. У вас я отдыхаю. И можете на меня положиться… мало ли что… помочь если в чем…