Сидя на складном стульчике в парке, под березой, Батырев видел через улицу всю церквушку и рабочих, лазивших по строительным лесам. Голубое сияние сварки озаряло рабочих, делая их легкими, бесплотными. Но вот сварщик прекратил работу, снял с головы шлем со щитком, и Батырев узнал в сварщике незнакомку. Девушка спустилась на землю, села на тес, стала поправлять высыпавшиеся из-под беретки волосы.
Желание познакомиться с девушкой сорвало Баты-рева с места.
— Добрый день!
Девушка метнула на него спокойный взгляд, потом улыбнулась:
— Здравствуйте!
Батыреву показалось, что она обрадовалась встрече.
— Вы, оказывается, сварщица, — сказал он, присаживаясь на чурбак напротив нее. — Вот не знал.
— А я знала, что вы художник: часто видела вас с этюдником.
Распахнув брезентовую куртку, она без стеснения поправила под блузкой плечики белья, выдохнула:
— Жарко!
— Работа у вас горячая, — посочувствовал Батырев. — Что вы варите?
— Да вон кресты. Когда-то их сняли, а теперь новые делаем. Архитекторы дали форму и размеры, установили по старым фотографиям. И название церкви откопали: «Утоли моя печали». Хорошее название.
Помолчав недолго, девушка простодушно рассказывала о себе:
— Тут я ненадолго, вообще-то на заводе работаю.
— На каком?
— На судоремонтном. Там работа сложная.
Не мог Батырев таить свою влюбленность, жадно разглядывал гладкую кожу девушки, коричневатую на лице и белую на шее, спелые губы, припеченные солнцем, серо-голубые глаза.
— Я должен написать ваш портрет, — выпалил Батырев и поклонился с молчаливым восторгом.
— Ну, что вы! — и рассыпчатый девичий смех прозвенел задорно. — Ни к чему это.
— Вы проситесь на холст. Весь ваш облик… повелительницы огня… лихой мотоциклистки…
— Ну, ладно! — уступчиво сказала девушка и муж-ким размашистым жестом подтвердила свое согласие.
— Спасибо! Я буду ходить за вами по пятам, стану ловить ваши движения, зарисовывать… а потом решу, в какой позе вас написать.
Ее звали Рада.
— Отец привез мне имя из Югославии. В войну там был, — объяснила она.
— А меня родители назвали в честь Есенина.
— Хорошие у нас с вами имена.
Целые дни Батырев проводил на судоремонтном заводе. Люди в брезентовых костюмах с лицами, закрытыми щитками, держали в руках сварочные пистолеты, соединенные со змеисто изогнутыми толстыми проводами. В трепетных ослепляющих вспышках сварщики выглядели фантастично, точно пришельцы из таинственного мира. Среди них Батырев безошибочно находил Раду.
Перед обедом он обычно приходил на сборочный плаз, смотрел, как судно обретает заданную форму, как оживают плавные линии изгибов бортов от носа к корме. Батыреву давно полюбились суда. Какого бы размера они ни были, маленькие катера, или флагманы, или черно-рабочие буксиры-толкачи и самоходные баржи, он находил их необыкновенно красивыми и дивился искусству конструкторов и строителей.
— Сережа! — кричала откуда-нибудь сверху из решетчатых лесов девушка. — Сейчас пойдем обедать.
— Я жду, — отвечал он, задрав голову и поднося ко рту сложенные рупором ладони.
В столовую они шли вместе, стояли в очереди у кассы, потом брали в раздаточной дюралевые миски со щами и поджаркой, а после обеда, выйдя на свежий воздух, девушка просила показать рисунки. Батырев листал перед ней альбом с карандашными набросками, вынимал из этюдника листы с акварелью.
— Чего-то все незаконченное, — равнодушно замечала Рада, чуть кривя губы.
— Это наброски, заготовки, — объяснял Батырев.
— А «Утоли моя печали» закончили?
— Нет. Вот когда церковь реставрируют и уберут леса, обязательно напишу масляными красками.
Рада задумчиво смотрела на листы ватмана, с рисунками деталей судна, с фигурками людей, с портальными кранами, и, узнав себя, морщила высокий лоб.
— А какой буду я на картине, Батырев?
Почему она зовет его по фамилии, как-то казенно, отчуждая себя от него? Батырев ответил коротко, не имея желания вдаваться в подробности:
— Напишу вас за работой.
— А лучше бы в платье.
— Ив платье напишу.
Однажды он сказал ей очень требовательно:
— Поедем, Рада, в воскресенье на Волгу.
— А почему бы не поехать? Поедем, Батырев!
Поросший березами берег полого спускался к Волге. С одной стороны березняка лежало покатое поле, шелестя колосившейся зеленоватой рожью, с другой — неглубокий овраг в тальниках, по дну которого журчал светлый ручей.