Девушка задумчиво повторила, отделяя слова:
— Подарю… вам… Рада…
Засмеялась и с разбегу бросилась в реку.
— Догоняйте, Сережа-а!
Накупавшись, они лежали на горячем песке.
Сергей спросил после долгих колебаний:
— Почему у вас ноги в синяках? И руки.
— С мотоцикла падала. Готовлюсь к женскому мотокроссу, трасса трудная, бывает, и упадешь. Синяки пройдут, зато натренируюсь.
— Охота вам?
— Очень охота.
…Солнце стояло над горой. Верх горы плавился, а теневая сторона лиловела, и река в тени коробилась тяжелыми волнами, поднятыми катером. На палубе, под парусиновым тентом сидели рядом Батырев и Рада. Свежий ветер хлопал оборками тента, шевелил ромашки на коленях девушки. В руках художника покоилась завернутая скульптура. Он думал о том, что минувший день дал ему радость. В сущности ничего не случилось, не было ничего такого… Но тут же он начинал спор с самим собой: «Нет, было, было!.. Шелестящие березы, шуршание ржи, золотая рябь реки, любимая девушка… Разве этого мало?..»
Рада смотрела на речной простор, на густеющие краски вечера, слушала шум воды за кормой, крик быстрокрылых чаек и мысленно обращалась к художнику: «Слышите, Батырев, самородную музыку?»
В следующую пятницу Батырев сказал Раде:
— А не поехать ли нам на Волгу на субботу и на воскресенье? На туристскую базу. А?
— Не могу: в воскресенье мотокросс.
Батырев был на женском мотокроссе, видел, как мотоциклистки в тугих куртках, в шлемах и больших защитных очках, закрывавших половину лица, бешено мчались на ревущих машинах то в гору, то под крутой уклон, иногда пролетая несколько метров по воздуху. Желтая пыль заволакивала все, и Батырев удивлялся, как машины не врежутся друг в дружку. Гонки ему не понравились, и он сказал об этом Раде:
— А я люблю. Скорость, сила, риск и борьба: кто кого обгонит.
Они встречались все чаще, а скоро Батырев стал бывать у Рады дома, познакомился с ее родителями.
Рада как-то рассказала про родителей:
— Предки мои крестьяне. Дед не захотел жить в колхозе, сбежал в город, и его безо всяких-яких наняли в дворники, дали клетушку в подвале. Прижился. А отец уж настоящим рабочим стал, сварщиком. И я — сварщица. Значит, рабочая династия. Это теперь модно, хвалить династии-то. А их — раз-два, и обчелся… Я после десятилетки стала работать. Теперь у меня уже трудовой стаж имеется. И заработок хороший.
Сергей Батырев тоже был из рабочих. Отец его, железнодорожный машинист с хорошим устойчивым заработком, хотел и сына сделать машинистом, но Сергей увлекся живописью. Знал он, что и талантливых людей могут преследовать одни неудачи — таковы капризы искусства, — но избрал путь художника.
…Им хватило двух месяцев знакомства для того, чтобы на третий — пожениться. На август пришелся отпуск у Рады, и решено было поехать на Черное море. Рада продала мотоцикл к с родительской помощью купила автомобиль.
Сергей не понимал, зачем ей обязательно нужен «Москвич».
—«Запорожец» первого выпуска можно купить дешево, — сказал он, на что Рада насмешливо выпятила пухлые губы.
—Эта консервная банка мне не нужна. Имеешь приличную машину, на тебя и взгляд другой… тебя замечает. То-то! Так что… утоли моя печали.
— Утолю, утолю. Делай, как знаешь. — И он поцеловал ей руку, пахнущую духами и бензином.
3
Убаюкивающий шум моря не рассеял грусть Батырева. Ему так не хватало Рады. Где она сейчас? И зачем он позволил ей уехать в Сухуми!
В тот день случилась первая размолвка его с женой.
Как обычно, он стал после завтрака работать, а Рада тянула его на пляж.
— Сходи одна. Я хочу до обеда поработать, а перед вечером вместе покупаемся.
— Мы приехали отдыхать, а не работать. — Сухо и твердо обрезала Рада. — Тебе работа дороже меня.
— С чего ты взяла?
Ты не расстаешься с карандашом и альбомом даже на пляже. На прогулку в горы пошли, так и там зарисовывал.
— Я иначе не могу.
— Почему же я могу? Отработала смену и до следующего дня о работе забыла. Ну, для чего ты здесь-то, на отдыхе-то все рисуешь?
— Для души. Потребность. Понимаешь?
— Нет, не понимаю. Надо работать, чтобы в кармане шевелились рубли, которые можно пускать на потребности жизни… А ты — каторжник. И что ты за это будешь иметь?
— Какая же ты непонятливая! — с мягким укором в голосе произнес Сергей.
— Да уж где мне до тебя! — глотая слезы обиды, сказала Рада. — Я понимаю, что зря ехала сюда. Сидим на одном месте, как старики. Сколько можно было бы повидать!