— Я— художник. А художник, как и писатель, артист, всегда занят образами, мыслями. Иной раз лежу я на диване, и ты думаешь, — отдыхаю. А я думаю о картине, которую пишу.
Рада верила и не верила ему.
— Ты ведь тоже думаешь о своей работе,
— Никогда. Почти никогда.
— И не тоскуешь по работе?
— Нет. Работа — это обязанность. Я стараюсь сделать больше и лучше. Сказать откровенно, так я хотела бы работать на автомашине.
— На грузовике?
— На легковой. Какую-нибудь персону возить. Утром привезла на работу и до обеда нечего делать, сиди, читай или кофту вяжи. Свози пообедать и до конца работы опять сиди. У парадных подъездов учреждений табуны «Волг» все дни стоят, а водители романы читают.
— Смотря какая персона, — возразил Сергей. — Иную персону привезешь на работу, а потом поступишь в распоряжение его жены, тещи, детей, — повезешь в магазины, в школу. А летом на дачу, в воскресенье в лес за грибами, на рыбалку… Знаю я таких водителей: себе не принадлежат.
— С такой работы я бы сразу ушла.
— У тебя хорошая работа.
— Автомобиль люблю, Сережка! Это же как живое существо, автомобиль-то.
После завтрака Рада надела рабочий комбинезон, спрятала волосы под парусиновую шапочку.
— Надо осмотреть машину, подтянуть, подрегулировать, прочистить, смазать.
Сергей восхищенно смотрел на Раду, на веселую заботливость ее, на пальцы с поломанными ногтями, цепко и бережно раскладывающие на брезенте инструменты.
— Сережа, милый!
— Что, дорогая?
— Будь мужчиной: достань из багажника сумку с домкратом.
— А еще что?
— А еще подложи под колеса колодки. Потом вынь мешок с камерами, будем заклеивать проколы.
Голос ее звучал звонко и весело.
Текли беззаботные дни. Море было ласковое, свежее, пахнущее солнцем и дальним ветром. В мареве голубели высокие горы. Дух праздности все больше врывался в жизнь городка: наступил разгар отпускного лета, и приезжие заселяли не только комнаты в домах местных жителей, но и сараи.
По утрам Рада ходила на базар. Домой возвращалась радостно возбужденная, с большим букетом роз. За ней шел носильщик с сумками, полными фруктов.
Щедро заплатив носильщику, Рада прежде всего устанавливала в вазу розы, не переставая восхищаться:
— Какие розы! Ты только посмотри, Сережа! А запах!.. Ой, я умру от счастья! Когда у меня будет большая квартира, я одну комнату отведу под розарий. Чтобы круглый год были розы. Всякие: белые, чайные, плетистые, штамбовые, центифольные, полиантовые. И чтобы балкон был увит розами.
— Недурно, — с безобидной усмешкой произнес Батырев.
— Вот что, Сережа. Нарисуй этот букет на память. Каждый лепесток нарисуй в точности.
Сергей промычал что-то неопределенное, потер нос, задумчиво глядя на жену.
— Нарисуешь?
— Видишь ли… — Сергей показал рукой в сторону террасы. — Я пишу дворик и не хотел бы переключать рабочее настроение на другое.
— Странный ты все-таки человек, Сережа.
— А именно?
— Ну, сам посуди: рисуешь и не знаешь, получишь ли что за свою картину, продашь ли ее?
— Работаю для души и не думаю о деньгах.
— Как же так? — удивилась Рада. — Мы на заводе заранее знаем, сколько получим за работу. Из наряда все ясно.
— И у художников бывает иногда работа по договорам, заказная.
— Так возьми и ты такую работу.
— Это не так просто.
— Да-а, — Рада задумчиво вздохнула. — Так нарисуешь розы? Дома повесили бы на память.
— Я уж сказал: не хочу перестраиваться. И кроме того, не угожу тебе.
— Чем не угодишь?
— Я не фотограф, а художник, я не хочу в точности рисовать каждый лепесток, каждый листок и каждый шип.
— Не хочешь?
И Рада принялась разбирать фрукты и овощи, а Сергей ушел на террасу, к этюднику.
С час прошло в молчании. Рада приготовила овощной салат, сварила сосиски, наломала на куски лаваш, позвала Сергея.
За завтраком он сказал, как бы между прочим:
— Я буду ходить с тобой на базар — и не надо будет нанимать носильщика.
— Рублевку носильщику пожалел? — с раздражением спросила Рада.
— Не жалею рублевку. А как-то неловко.
— А я люблю, чтобы меня обслуживали. Не даром ведь, за мои деньги! Я заработала обслуживание.
— Ну, ладно, ладно, только не сердись.
Раде было приятно, что Сергей не стал спорить, но что-то похожее на досаду томило ее душу, вызывая сердечную тоску по каким-то не очень ясным, несбывшимся желаниям и неоправдавшимся надеждам. «Скучно, — жаловалась самой себе. — Завтра прогулка по морю. Разве его вытащишь». Сказала другое: