— Ешь больше, а то похудел ты что-то.
Потом, когда Сергей работал, она подошла к нему, нежно положила руки на плечи, прижалась грудью к голове, задышала духами и теплом.
— Не сердись, что я такая… реактивная… своевольная… непонимающая Тебя.
— Я люблю тебя такую, какая ты есть, — Сергей погладил ее руку. — Но не мешай мне работать.
Рада обиделась.
— Я тебе мешаю! Вкалывала, вкалывала на заводе, чтобы поехать сюда отдыхать… первый раз в жизни у моря… А тут… торчишь около твоих холстов да еще, оказывается, мешаешь. И это называется наш медовый месяц.
Слезы потекли из глаз, она размазала их пятерней по щекам и спрашивала с укором:
— Ну, зачем ты женился, зачем?
Сергей сложил этюдник: работать он уже не мог.
— Успокойся, Рада, прости меня. Понимаешь, когда я работаю, не люблю, чтобы мне мешали. Ты бы подождала немного, отдохнула бы, почитала бы.
Он сел рядом с ней, стал утирать лицо от слез, понемногу она успокоилась и даже сказала с великодушной улыбкой:
— Я прощаю тебя.
А спустя несколько минут она уговорила Сергея посвятить завтрашний день морской прогулке на пароходе и вся посветлела от удовольствия.
7
Экскурсионный пароход бойко резал пологие волны и, покачиваясь, плыл в километре от берега. Стая дельфинов резвилась на потеху людям. Животные выпрыгивали из воды, подныривали под пароход, плыли рядом с бортами, с необыкновенной скоростью уносились вперед и затем возвращались. С парохода бросали яблоки, куски хлеба, и дельфины подхватывали дары с ловкостью цирковых жонглеров.
Рада бросала дельфинам яблоки и кричала с детским восторгом:
— Какая скорость, Сережа, ты видишь? Дай чего-нибудь еще.
— Да ты уже побросала весь наш завтрак.
— Давай! С голоду не умрем.
Когда дельфины исчезли, Раде стало скучно. Сидеть не хотелось, а ходить негде — палуба маленькая.
Но вот в шумной группе молодежи раздался повелительный голос:
— Внимание, мальчики и девочки! — Высокий мужчина, порядочно увядший, поправил длинноволосую прическу, стараясь прикрыть просвечивающую макушку. — Споем! — Он вытащил из портфеля картонку с крупно написанными словами песни, кивнул баянисту, и тот заиграл. Пропев первый куплет, мужчина передохнул: — Запомнили мотив? Теперь пойте вместе со мной.
Рада шепнула Сергею:
— Затейник, наверное, из какого-то санатория. Вон как притопывает под баян, поет старательно, а в глазах непролазная скука.
— Такая работа, — сказал Сергей
— Что заставило его идти на такую работу? Лучше бы камни ворочал.
— Кому что нравится, не надо осуждать, Рада.
Прогулка на пароходе возбудила Раду. Ей не хотелось сидеть вечером дома, и она потащила Сергея на танцы, на турбазу. Надела расклешенные брюки, выпустила из-под безрукавной легкой блузки на грудь подвеску— чеканку на тоненькой золотой цепочке, удлинила черным карандашом глаза, накрасила синим верхние веки, повертелась перед мужем.
— Ну, как?
— По моде.
— Что и требовалось доказать, — Рада удовлетворенно рассмеялась. — Дай поправлю тебе галстук. Какой-то ты у меня не фасонистый, а я хочу, чтобы все видели тебя в ажуре: шик, блеск, элегант. По тому, как выглядит муж, судят о жене.
— Ты и так за мной следишь, хожу наглаженный, вычищенный, того и гляди, сороки унесут.
И Сергей нежно поцеловал Раду,
8
Турбаза принимала гостей на танцы из всех санаториев и домов отдыха. Тут было тесно и шумно. Магнитофон работал без отдыха, и танцующие пары, не уместившись на деревянном настиле, уплывали в аллеи.
Сергей и Рада потанцевали и только сели на скамью, как к ним подошел мужчина:
— Добрый вечер! Не узнаете?
Затейника с парохода узнали.
— Разрешите пригласить, — мужчина протянул руку Раде.
Плавно струилась неторопливая мелодия, и голос Эдиты Пьехи звучал с нежной грустью: «Только песня остается с человеком, песня не расстанется с тобой».
Вдруг все звуки перебил крик.
Сергей узнал голос жены, и бросился на крик.
В полутемной аллее, окруженные любопытными, стояли затейник и Рада. Затейник что-то бормотал, а Рада норовила ударить его по лицу, но никак не могла дотянуться.
Сергей прорвался через толпу, взял ее за руку:
— Что случилось?
— Дай ему в морду!
— Пойдем отсюда.
Под хихиканье и смешок толпы Сергей увел Раду с турбазы. Возбужденная и растерянная, она зло говорила:
— Ты трус! Почему ты не дал ему в морду?
— Что ты говоришь? Как это можно драться!