Рада ответила зло:
— Буду старухой, тогда начитаюсь, а пока молода, хочу жить.
— Как ты понимаешь это «жить»?
Она помялась и не нашлась что ответить — и еще больше обозлилась.
Как-то вечером они пили на веранде чай. Где-то за горами еще светило солнце, румяня белые облака над морем, а город лежал уже в густеющих лиловатых сумерках. Трещали древесные лягушки, журчала горная речка, долетал равномерный гул моря.
Сергей любил эти вечерние часы, когда казалось, время течет медленнее обычного и в душу вселяется покой и бездумье.
Ему казалось, что Рада поняла наконец прелесть вечера и стала ближе ему, роднее.
— Тебе хорошо сейчас? — спросил он, ожидая легкого кивка головы и тихой улыбки жены.
— Сережа, — произнесла она печально, не своим голосом. — Я эти дни много думала о себе и о тебе.
— И что же? — спросил он глухо и настороженно.
— Я подумала… мне кажется… может, ошибаюсь, но… — и решительно выпалила: — Жизнь наша что-то не то. Я представляла иначе. Как — не знаю, только иначе… Надо расстаться… на время… проверить.
— Ну что ж, — стараясь быть спокойным, произнес Сергей. — Вернемся домой, квартиры у нас нет, и станем жить врозь: ты у своих родителей, я у своих.
— Нет, не так. Я должна уехать сейчас, завтра… А то я не знаю, что со мной будет.
— Хорошо. Но как ты дома объяснишь свой приезд?
— Очень просто. Тебе надо порисовать тут, время у тебя есть, а у меня мотогонки через неделю.
— У тебя и мотоцикла нет.
— В автомотоклубе дадут. Может, я попаду в сборную команду области и на республиканские соревнования поеду. А? — Глаза Рады вдруг заблестели и все лицо осветилось радостью.
— Делай как хочешь, — устало сказал Сергей.
10
До самых последних минут Сергей не верил в разрыв с Радой. На то, как она готовила машину, как укладывала в чемодан свои вещи, он смотрел иронически, точно на женскую блажь, скоропроходящую и неопасную.
Но вот они позавтракали, и Рада спокойно сказала:
— Давай присядем, Сережа, перед дорогой по русскому обычаю. А когда уселись, продолжала все тем же спокойным и скорбным голосом: — Нам надо пожить врозь, разобраться в себе. Мы лучше поймем друг друга на расстоянии и тогда уж решим: жить или разрубить напрочь.
— Нет, ты не поедешь.
— Этот вопрос я решила, — теперь слова ее звучали с материнской строгостью и незыблемостью. — И ты меня не удерживай. За рулем я успокоюсь, все обдумаю, а ты поживи тут, порисуй. За комнату заплачено. Возьми денег. — Она растегнула сумку.
— Не надо, у меня есть, хватит.
— В случае чего, дай телеграмму, пришлю.
Она рывком подняла со стула свое сильное легкое тело.
— Ну, пока! — Сомкнутыми сухими губами скупо, как сестра, поцеловала Сергея в уголок рта и быстро пошла во двор, к автомашине.
11
Чувствуя себя осиротевшим, Сергей уныло, с пустой душой бродил по улицам, заглядывал в кафе, выпивал кислого вина, толкался на базаре. Бездельный день оказался необыкновенно долгим, тягучим и скучным. Не один раз купался в море, прочитал все газеты, какие были в киоске, проехался на электричке до ближайшей станции и обратно, — и все без интереса, лишь для того, чтобы заполнить время, которого вдруг оказалось непривычно много. Работать он не мог, потому что мысли его были заняты Радой. Он толком не понимал, что случилось, и не предполагал, чем все в конце концов кончится.
Уже вечерело, когда он, издерганный и усталый, зашел на почту и написал Раде сумбурное и нежное письмо. После этого ему стало легче, и он почувствовал голод. Придя домой, он хорошо поужинал и, не тревожась ни о чем, моментально уснул, а утром встал с ощущением легкости в теле и с душевным спокойствием.
Закинув за спину этюдник и взяв в руку длинную палку, Сергей отправился в горы, к водопаду, который увидел как-то во время прогулки и порывался написать, да Рада не захотела скучать несколько часов.
Шел он долго по каменистой тропе вдоль бурного ручья. Солнце прорвалось в ущелье, и вода, прыгая по порогам, играла фиолетовыми брызгами, росой оседала на кустах шиповника. Прозрачный воздух нес в вершин запах снега. Шагалось легко, и было бы весело, если бы не думы о Раде. Плохо веря в случившееся, Сергей не мог найти ему объяснения. Не в том же дело, что он не стал драться с нахалом. Все представлялось серьезнее, глубже. Быть может, он с самого начала повел себя неправильно? Был невнимателен, не нежен, не ласков? Да, он стеснялся часто и много говорить о своих чувствах. Боясь показаться приторным, таил глубоко любовь.
Сколько ни думал Сергей, а так и не нашел удовлетворительного объяснения поведению Рады. И тем не менее он готов был всю вину взвалить на себя, только бы примириться.