Создать школы для обучения младших и старших учеников Торе, религии и заповедям, а также добродетелям, этике и любви к Богу, ближнему и государству, равно как и к народам, среди которых мы живем. Все в должном порядке. Необходимо отобрать для этого специальные книги, применительно к возрасту учащихся: детям – в соответствии с их детским пониманием, учащимся более зрелым – в соответствии с их зрелостью. Детей женского пола также надлежит обучать в соответствии с их способностями и потребностями женщин разбираться в вопросах веры, этики и добродетели. И девочек, и мальчиков надлежит обучать тому или иному ремеслу, ибо праздность и отсутствие постоянного дохода есть исток всяческого греха [Levinsohn 1901, pt. 2, ch. 146: 148–149].
При этом в большинстве своем ранние маскилы были озабочены лишь мужским еврейским образованием. Женщины, которых мы видим в основных автобиографических произведениях маскилов первого поколения, чаще всего являют собой противоположность главному герою: злая теща или невежественная молодая жена[38]. Соответственно, хотя в текстах и присутствует подспудная критика гендерных ролей в обществе, в центре внимания остаются мужчины.
При жизни следующих поколений ситуация постепенно менялась. Хотя женское образование так и не стало для данного движения одним из основных лозунгов, оно все же сдвинулось с периферии ближе к центру. Изменения эти связаны как с внешним воздействием, так и с большей зрелостью мировоззрения маскилов, его большей последовательностью и прозорливостью. На русских маскилов оказали влияние западноевропейские буржуазные представления об идеальном браке. В буржуазной среде девочек – как евреек, так и христианок – воспитывали для их будущей роли добродетельных жен и матерей[39].
Мысля в том же ключе, русские маскилы полагали, что через обращение евреев к производительному труду можно будет достигнуть двух целей: евреи займут значимое место в обществе (перестанут «паразитировать») и будет положен конец общественной системе, в рамках которой многие еврейки зарабатывают на всю семью, тогда как мужья их предаются ученым занятиям. Маскилов сильнейшим образом смущала такая схема, равно как и другие особенности еврейского семейного уклада. Они мечтали положить конец ранним бракам и бракам по сговору. В итоге внимание к проблемам еврейской семейной жизни заставило маскилов задуматься о роли женщины в еврейском обществе.
Как показал в своем исследовании посвященных женщинам трудов маскилов Ш. Файнер, многие из них придерживались консервативных взглядов на роль женщины в идеальном еврейском обществе, которое рассчитывали создать. Даже те, кто был склонен к относительно эгалитарным взглядам, с трудом могли себе вообразить, что у женщин могут быть те же интеллектуальные потребности и способности, что и у них самих [Feiner 1993]. Порой такая амбивалентность приводила к откровенно мизоги-ническим высказываниям. В художественных и нехудожественных трудах маскилов присутствуют образы идеализированных образованных современных евреек, а рядом с ними – портреты их невежественных злонравных противоположностей [Cohen Т. 2001][40]. Как пишет К. Бейлин:
Итак, в идеологической системе маскилов просматривается парадокс. С одной стороны, они критически и сатирически описывали традиционные еврейские семейные институты, принимали меры к просвещению и якобы даже эмансипации женщин. С другой стороны, в их переосмысленных представлениях о еврейской семье сохранялась явственная гендерная дифференциация, в рамках которой за женщинами закреплялись прежде всего роли жен и матерей. Стремление маскилов внедрить браки, основанные на взаимном влечении, в которых преобладала бы буржуазная респектабельность, почерпнутая у Запада, в итоге возвращало еврейку в пределы дома, оставляя ее в положении помощницы мужа и примера просвещенности для детей. Любое образование, и светское, и еврейское, воспринималось как путь к достижению этих целей [Balin 2000: 29–30].
В середине XIX века голоса маскилов были единственными отчетливыми прогрессивными голосами внутри еврейской общины, поэтому всех авторов, писавших для прессы на иврите, несмотря на разницу их мнений, можно объединить под этим названием. К 1870-м годам внутри русского еврейства сформировалась довольно аморфная группа интеллигентов, которые писали на русском и ратовали за большую аккультурацию в русскую среду. В разных случаях я называю ее представителей прогрессистами, модернизаторами и русификаторами. Только к концу столетия сформировалась организованная религиозная консервативная реакция на деятельность этой группы. Говоря о периоде, предшествующем возникновению оформленного ортодоксального движения, я использую термин «традиционалисты», когда речь идет о тех, кто являлся противником изменений в еврейской общине.
38
См., например, [Gottlober 1976: 245; Lilienblum 1876: 32–34]. Подробнее об автобиографиях маскилов см. [Mintz 1989; Biale 1992, ch. 7].
39
Подробнее об обуржуазивании западноевропейской еврейской семьи см. [Kaplan 1991; Baader 2002].
40
Подробнее об образах женщин в написанной на иврите прозе этого периода см. [Feingold 1987; Cohen Т. 2002].