Нежно сжав ствол его члена, она провела рукой вверх и вниз, задержавшись на головке, чтобы коснуться пальцем обильно выделившейся смазки. Внезапно Снейп схватил её за запястье и пробормотал заклинание, от которого швы на её джинсах и трусиках разошлись, заставив их упасть к её ногам.
Гермиона не успела ничего понять, как он приподнял её, прижав спиной к стволу дерева, и заставил обхватить ногой его бедро. Она почувствовала, как два его пальца проникли во влажное отверстие, явно проверяя её готовность, а затем ко входу прижалась головка члена.
– Ты согласна продолжить? – вибрация его голоса отдалась в её груди.
– Да, – выдохнула она, сжимая его плечи.
И тогда он вошел в нее.
– О-о-о, – Гермиона запрокинула голову назад, подняв лицо к ночному небу.
Короткими толчками он постепенно продвигался внутрь, давая узкому отверстию возможность растянуться и принять его. Она была права: член Снейпа намного больше, чем те, которые она помнила, но благодаря тому, что её внутренние мышцы сжались за прошедшие годы, ощущение наполненности было настолько потрясающим, что Гермиона застонала.
Толчки удлинились, и теперь он каждый раз почти полностью выходил, чтобы затем скользнуть обратно. Движения Снейпа постоянно менялись, казалось, её трахает настоящий мастер, виртуоз секса, каковым он, вероятно, и являлся.
Когда она расслабилась, он начал входить в нее с большей интенсивностью, с каждым толчком впечатывая её спиной в дерево, на что Гермиона реагировала жалобными стонами, теряя контроль. Он ускорился, чувствуя, как стенки влагалища сжимаются сильнее, и она ощутила скорое приближение разрядки.
– Заставьте меня кончить, сэр, – прошептала она ему в плечо, и Снейп зарычал в ответ – первый звук, который он издал.
– Я не давал тебе разрешения… говорить, – резко сказал он, продолжая двигаться в ней.
Закусив губу, она старалась не издать ни звука, но затем застонала, выгибаясь и кончая, взрываясь вокруг его твердой плоти, которую обхватывали её пульсирующие мышцы.
– О-о-о, как хорошо, сэр, – выдохнула Гермиона, но он вдруг вышел из нее, и в свете Люмоса она увидела стальную твердость его блестящего от смазки члена.
Он заправил его в штаны, и она схватила его за руку.
– Почему вы не кончили?
– Это было не ради меня, – ответил он, отстраняясь и исчезая в ночи.
_____________________________________________
*
(1) В оригинале стихотворение Сары написано так называемым свободным стихом, похожим на не имеющий рифмы белый, но, в отличие от него, не обладающим стихотворным размером. При переводе я попыталась придать стихотворению некую поэтичность. Из вики: свободный стих, верли́бр (фр. vers libre) — в разной степени свободный от жёсткой рифмометрической композиции стих, занявший довольно широкую нишу в европейской, в частности — англоязычной, поэзии XX века. Это тип стихосложения, для которого характерен последовательный отказ от всех «вторичных признаков» стиховой речи: рифмы, слогового метра, изотонии и изосиллабизма (равенства строк по числу ударений или слогов) и регулярной строфики.
(2) В этом фанфике Джордж определенно испытывает мои способности к стихосложению :-) Его стихотворение, в отличие от стиха Сары, имеет рифму и в дословном переводе звучит немного по-другому:
Жил-был молодой человек из Лидса,
Который проглотил пакетик семян,
Через полчаса
Его член стал цветком,
А яички покрылись сорняками.
========== 9. Ловкость рук ==========
– Я сделал кое-что… очень плохое.
Шон Моллисон сидел напротив, вздрагивая и гримасничая, когда приступы Круциатуса терзали его тело.
– В каком смысле… плохое?
– Плохое… во всех смыслах, – он дернулся и поморщился, но не отвел взгляд.
– И вы единственный, кто ответственен за этот… плохой поступок? – спросила Гермиона, понимая, что нужно развивать тему его вины с осторожностью.
– Да.
– Вы хотите поговорить о том, что сделали?
– Нет.
– Есть какой-нибудь способ загладить вашу вину? Например, извиниться?
– Не думаю, – прохрипел он, и очередной спазм охватил его тело.
– У вас есть партнер, мистер Моллисон? – Гермиона знала, что в его записях никто не был упомянут.
– Нет, – в его взгляде, обращенном на нее, появилась осторожность. Здесь явно что-то кроется.
– Может быть, был кто-то недавно?
– Они были не совсем… в курсе.
Гермиона насторожилась. Косвенное признание.
– Почему они не знали?
– Потому что я не говорил им.
– Влюбленность?
– Что-то в этом роде. Вероятно, даже больше.
Одержимость. Но Гермионе не хотелось пока что открыто произносить вслух подобные слова.
– Вы хотели, чтобы они узнали об этом?
– Иногда.
– Вы говорили с ними?
– Нет. Просто наблюдал.
– Это кто-то, с кем вы работали вместе? Учились?
– Нет. Иногда я видел её в автобусе.
– Это был единственный раз, когда вы видели её?
– Нет.
– Были другие места?
– Да. У нее дома.
– Вы ходили к её дому?
– Да.
– Заходили внутрь?
– Нет.
– Вы видели её, находясь снаружи дома?
– Да. Там был выступ в стене, на котором можно было сидеть.
– Вы просто смотрели на нее?
– Нет.
– Что еще вы делали?
– Я мастурбировал.
– Поэтому вы чувствуете себя виноватым?
– Я больше не хочу… говорить, – внезапно он соскользнул со своего кресла, балансируя на трясущихся ногах.
– Конечно, – Гермиона положила руку на его вздрагивающее предплечье. – Мистер Моллисон, я понимаю, вы чувствуете, будто должны быть наказаны. Но то, с каким упорством вы осуждаете себя за эти действия, не делает вас более виновным, чем вы есть. Наоборот, это мешает вам быть объективным, и следовательно, уменьшает вашу ответственность. Вы понимаете, о чем я говорю?
Он долго смотрел на нее пустым затравленным взглядом, и Гермиона поняла, что он пытается ей поверить. Наконец он ответил:
– Да.
– Если вы хотите нести ответственность за свои действия, вам нужно позволить проявиться своему настоящему «я», а это значит, вам необходимо освободиться от Круциатуса. Я хочу, чтобы следующие несколько дней вы сконцентрировались на сеансах терапии с зеркалом. Вы сделаете это для меня?
Она знала, что привязка его поведения к ее одобрению может принести проблемы в будущем, но сейчас важнее всего было завоевать его доверие.
Он пристально посмотрел на нее, а затем сдержанно кивнул.
***
Они сидели под бледными лучами осеннего солнца, глядя на обширное пространство между наблюдательным пунктом и темными пиками далеких гор. Гермиона была слегка удивлена, что Деннис возглавил их подъем на крутой склон, иногда ожидая её и подавая руку на трудных участках. Теперь они расположились на камнях, вдыхая свежий воздух и давая отдых уставшим мышцам.
– Наша мать всегда была очень тревожной, – сказал Деннис. – Я был младшим, и она носилась со мной, как будто не хотела, чтобы я взрослел. Ведь тогда она стала бы мне не нужна. А когда умер Колин, она стала еще тревожнее, не спускала с меня глаз. Я словно задыхался.
– И ты играл эту роль? Зависящего от нее ребенка? – Гермиона подняла мелкий камешек и бросила с крутого склона их наблюдательного пункта. Где-то на середине своего пути вниз он пропал из вида.
– Когда ты кого-то любишь, то позволяешь пользоваться собой так, как им хочется. Желание быть полезным, нужным кому-либо может стать частью тебя, твоим вторым «я». И когда я в конце концов покинул дом, чтобы обрести личное пространство, я чувствовал будто потерял что-то и предал мать. Я всё еще ощущаю эту вину.
Гермиона кивнула. Это многое объясняло насчет Денниса, но также помогло свести воедино ее мысли о том, что, вероятно, происходит со Снейпом. Всю жизнь его использовали. Его личность была сформирована вокруг потребностей других людей, и, конечно, будучи шпионом, он был готов отдать за них свою жизнь. Во взаимоотношениях с Лили Эванс он подарил ей дружбу, в которой та нуждалась, но когда он попытался заявить о собственных желаниях, его отвергли. Без сомнения, если копнуть глубже, обнаружится неблагополучная семья, где ему приходилось считаться с эмоциями родителей, отрицая свои. И та ситуация, что сложилась в Хогвартсе, где Снейпом затыкали любые бреши, пренебрегая им самим и его нуждами, даже несмотря на то, что он многим пожертвовал.