– Отвечайте! – она снова замахнулась.
– Стоп. Не надо! – прохрипела Эмили.
Гермиона повернулась и увидела слезы, стекающие по её изрытым шрамами щекам.
– Он помогает мне.
– О да, он хорош в этом, – саркастически усмехнулась Гермиона.
– Прости. Я должна была сказать тебе раньше, – всхлипнула Эмили.
– Дьявол! – Грейнджер уставилась в пол, сложив руки на груди.
– Это я, Луна.
Гермиона вскинула голову.
– Я Луна Лавгуд.
========== 10. Прикосновение руки ==========
Гермиона держала Луну за руку, и слезы лились у обеих по щекам. Снейп тихонько покинул их, и теперь они сидели на кровати лицом друг к другу.
Отличительным знаком Луны всегда были светлые волосы, беспорядочные пучки которых на время ее пребывания в Галладдоне скрывала повязка. Но ее глаза все еще оставались такими же неземными, светло-серыми, какими Гермиона помнила их по Хогвартсу. Её удивляло, почему она до сих пор не заметила их. Возможно, она так старательно пыталась избегать шрамов Луны, что не позволяла себе разглядеть за ними ее саму?
– Луна, что произошло? – наконец смогла спросить Гермиона.
– Что я могу сказать? Случился пожар, – пожала плечами Луна. – Выходит так, что я сама в этом виновата. Помнишь, как я постоянно оставляла зажженными свечи? Полагаю, в конце концов, я получила жестокий урок. Я думала, что погасила их все… но видимо, нет. Меня спасли фестралы: разбудили и помогли найти выход среди огня и дыма.
Гермиона вспомнила, что Луна могла видеть этих редких крылатых лошадей с тех пор, как стала свидетельницей смерти своей матери.
– Почему ты не сказала мне, что это ты?
Луна покачала головой.
– Причина не в тебе, Гермиона. После случившегося я пыталась свыкнуться с новыми условиями жизни. После смерти мамы я сблизилась с бабушкой Эмили, которая помогла мне пережить это. Она была самой сильной женщиной из всех, кого я знала, и даже теперь, после ее смерти, казалось, что, если назваться этим именем, часть ее силы перейдет ко мне. Она всегда произносила мое имя как «Ленна». Так что… я просто соединила всё вместе. Мое имущество сгорело, и документы пропали. Можно было стать кем угодно или вообще никем. И на какое-то время мне действительно захотелось побыть никем.
Гермиона нежно сжала ее руку.
– Значит ты изменила свою личность, чтобы пережить произошедшее?
– Не совсем, – Луна тяжело сглотнула: всплеск эмоций явно сказался на ее искалеченных голосовых связках. – Мне нужно было время, чтобы снова стать Луной: примирить новую внешность со своим прежним внутренним миром. Пока я не была готова сделать это, мне нужен был защитник – моя бабушка Эмили. И она помогла. Но теперь, думаю, я готова, Гермиона. Думаю, я снова могу быть Луной.
Гермиона кивнула. Она все еще была сильно потрясена, но то, что она чувствовала по отношению к Эмили, было настолько похоже на ее чувства по отношению к Луне, что, кажется, в её сознании они слились воедино почти без усилий.
Но вдруг внутри всё перевернулось.
– Луна, пожалуйста, скажи, не обидел ли тебя Снейп?
Та покачала головой и начала часто моргать, будто снова хотела заплакать.
– Гермиона, этот человек… – она вытерла нос рукой. – В его душе больше сострадания, чем у всех, кого я когда-либо встречала.
Гермиона запрокинула голову, пытаясь удержать собственные слезы. Что она наделала?
– Он знал, что это я с самого начала, – пробормотала Луна. – Не знаю как. Он подсел ко мне в автобусе и тихонько прошептал на ухо: «Мисс Лавгуд, вы были на войне», – она громко всхлипнула. – Мне было так плохо тогда, и он просто позволил держать его за руку на протяжении всей поездки.
Гермиона попыталась сглотнуть комок в горле.
– Ты сказала, что он помогает тебе?
– Да. Помона и он много дней провели в лесу в поисках нужных ингредиентов. Он знает, что в этой местности должны быть редкие травы для целебных зелий, в частности, для тех, которые помогают при ожогах. Он варит их по ночам в кухне, когда все спят, и помогает мне наносить их. Вот почему я могу наконец ходить, Гермиона. Они отлично сработали на моих ногах, я почти не чувствую там боль.
Гермиона закусила губу и кивнула. Она только сейчас поняла, что услышанные ею из-за двери слова были не тем, о чем она подумала. «Вот так… ложитесь… блузку…». Он просто помогал ей нанести зелья.
– Тебе нужно извиниться, – Луна сжала ее руку. – Но я знаю, что он простит тебя.
– Я бы не была так уверена, – Гермиона вздохнула.
– Он говорит о тебе.
Гермиона удивленно заморгала.
– Что именно?
– Чаще всего что-то смешное.
– Смешное? – Гермиона недоверчиво нахмурилась: она не могла себе представить, что Снейп умеет шутить.
– Да. Что-то типа, «если доктор Грейнджер застукает меня за зельеварением, она отрежет мне яйца и будет использовать их вместо пресс-папье». А однажды он нашел одну очень пушистую траву и сказал: «Очень грейнджеровская, вы так не думаете?».
Гермиона не смогла решить, обидеться ей или нет.
– Значит, ничего приятного?
– А что ты ожидала? Это ведь Снейп.
– Он был добр к тебе.
– Да, но тебя не зажарили на вертеле.
Гермиона рассмеялась.
– Прости, – она покачала головой.
– Почему, думаешь, я сказала это? – израненные губы Луны изогнулись в улыбке. – Смех – лучшее лекарство. Я всегда знала, что братья Уизли были забавными, но… Мерлин! Джордж самый смешной человек, какого я когда-либо встречала. И он очень заботливый. Я его обожаю.
– Да, он очаровательный, – согласилась Гермиона. – И немного говнюк.
– Идеальное сочетание, – улыбнулась Луна. – Он нужен мне, чтобы вылечиться, потому что сейчас я тренируюсь.
– Тренируешься?
– Да. Теперь, когда мои ноги начали выздоравливать, я вызвала Шона Моллисона на соревнование. Наперегонки до вершины, где находится наблюдательный пункт.
– Что он ответил?
– Ну, ему потребовалось время, но он согласился. Он станет моим партнером по тренингу. Но в день гонки пусть будет осторожнее!
Гермиона поняла, что восхищается ею, ведь она делала это не только для себя, но и для Моллисона.
– Значит, теперь я могу звать тебя Луной?
– Да, – радостно отозвалась та. – Все могут.
***
Сначала Гермиона планировала трансфигурировать свой шарф в одеяло, чтобы они оба смогли на него сесть, но теперь она чувствовала себя слишком неловко, чтобы даже думать об этом. Они вместе стояли на берегу реки, засунув руки глубоко в карманы и наблюдая за беспокойной серой водой. Гермиона смотрела, как мимо очень медленно проплывают птицы, отчаянными рывками пытаясь одолеть течение. Она словно ощущала все их мучения.
– Я хотела бы извиниться, – тихо сказала она.
Он не ответил, и коронная снейповская невозмутимость на его лице осталась непробиваемой как стена.
– Я поспешила с выводами. Я знаю, что часто поступаю так, и это нужно изменить.
Она решилась взглянуть на него. В профиль хмурое выражение на его лице было меньше заметно. Казалось, он сконцентрировался на чем-то отдаленном, вероятно, воспоминании.
– Профессор, буду с вами откровенной. Я не горжусь своим поступком. Я не горжусь тем, кем я являюсь в этот период своей жизни, во всех ее сферах. Не знаю, что со мной произошло, но я чувствую себя абсолютно бездарной и, если честно, я подавлена. Не уверена, изменят ли что-то мои слова, или мне стоит просто принять тот факт, что на время вашего пребывания здесь нам будет лучше прекратить все контакты, как деловые, так и личные.
После долгого молчания он повернулся к ней. Его извечно мрачное выражение лица было на месте, но сейчас оно казалось скорее озадаченным, чем неодобрительным.
– Я бы хотел услышать ваше объяснение, прежде чем принять решение о дальнейших действиях.
Гермиона пожала плечами, ковыряя ботинком покрытую росой траву.