Гермиона хрипло застонала, когда Снейп поменял положение и начал вбиваться в нее короткими глубокими толчками. Казалось, точкой опоры всего ее существа стал его член, а взгляд черных глаз был столь пронзительным, что она ощущала себя насаженной с обоих концов. Нежные постукивания головки о шейку матки были невероятно интимными. Когда его губы захватили ее рот и язык проник внутрь, имитируя ритмичные толчки члена, Гермиона почувствовала, как последняя стена сопротивления рушится, и она открывается ему еще больше.
Необузданная страсть, внезапно вырвавшаяся на свободу, вложила в ее действия столько желания, что Гермиона не думала, что способна на такое. Извиваясь под ним, она раздвинула ноги как можно шире и изогнулась, чтобы он мог войти глубже во влагалище, все сильнее сжимающее его неутомимый член с каждым движением бедер.
– Это… невероятно… убедительно… доктор Грейнджер, – выдавил Снейп между толчками, и его совершенный баритон дрожал.
Все дальнейшие слова заглушили губы Гермионы, жадно припавшие к его губам поцелуем, вовлекая в него язык, отчего Снейп застонал, будто признаваясь, как сильно его заводит ее страсть. Вдруг он поднялся, встал на колени, не выходя из нее, и потянул ее бедра за собой. Ее ягодицы теперь нависали над кроватью, прижавшись к его яичкам, а лодыжки лежали у него на плечах.
Схватив ее за бедра, он оказался в идеальном положении, чтобы сделать несколько весьма сильных толчков, почти полностью выходя и снова врезаясь в нее. Благодаря углу вхождения крупная головка его члена каждый раз терлась о переднюю стенку влагалища, стимулируя точку G. Жалобные стоны, звучащие из груди Гермионы, прерывались, когда он погружался в нее.
То, как Снейп мастерски направлял движения ее тела, приподнимая и покачивая, заставляло Гермиону терять голову. В этот момент она была готова позволить ему взять ее, как он пожелает. Но несмотря на приятную легкость, которую давала ей передача контроля, ее беспокоило то, насколько Снейп был отдален от нее в этой позе, а также она не была уверена, кончит ли он внутрь или отстранится. Однако сомнения были тут же задвинуты в дальние уголки сознания, когда Снейп усилил толчки, положив два пальца одновременно на ее половые губы и клитор и начав жестко потирать.
В промежутках между криками она слышала его тяжелое дыхание и нарастающие стоны желания. Напряжение между ее ногами достигло эпического масштаба, когда он впился пальцами другой руки в ее бедро. Вцепившись в одеяло, Гермиона склонила голову набок и издала громкий нарастающий стон. Но перед самым взрывом Снейп убрал пальцы с клитора и притянул ее к себе, обхватив руками ягодицы и войдя глубоко, так что тела оказались крепко прижаты друг к другу, а взгляды встретились.
Он подвел ее так близко к краю, что всего лишь нежное раскачивание бедрами в этой позе и трение клитора о его лобок восхитительно и неспешно толкнуло ее за край. Время будто остановилось, и, когда ее тело конвульсивно задрожало, а рот открылся, Снейп схватил одной рукой ее за волосы, притянув голову к себе, и накрыл губами ее губы, поглощая стон.
Обняв его за шею, Гермиона дрожала, пока ее внутренние мышцы сейсмическими волнами сжимали его твердый член, погруженный в нее, будто меч в камень. Он боролся, пытаясь двигаться в потоке сокращений, но очень скоро стало невозможно сдерживаться. Крепко схватив ее за ягодицы обеими руками, он потянул на себя, входя так глубоко, как мог.
– О-о-о… Гермиона, – простонал он ей на ухо, кончая, толкаясь снова и снова во влагалище, пока его семя извергалось, покрывая ее изнутри.
Хватая ртом воздух, она открыла глаза и увидела его покрасневшее и усталое лицо, прикрытое спадающими перепутанными прядями волос. Но также она увидела и кое-что еще. Мир. Спокойствие, из-за которого он выглядел почти безмятежным. Наклонившись, Снейп поцеловал ее, и их сердца грохотали в унисон, а член оставался внутри нее. Его нежные губы ласково касались ее губ, и это показалось Гермионе кульминацией их близости, после чего Снейп мягко опустил ее на кровать. Упав рядом, он притянул ее, влажную и пахнущую мускусом, к груди, и она прижалась к нему, ощущая, как он тихо вдыхает и выдыхает. Ее разум блаженно затих, бесцельно блуждая и не останавливаясь ни на чем, кроме сильнейшей связи со Снейпом, что она ощущала.
Вдруг в тишине раздался его хриплый голос:
– Он никогда не доверял моему разуму.
– Кто? – голос Гермионы казался тихим по сравнению с его голосом.
– Волдеморт. Он знал, что я могу создать образ того, что хочу ему показать. Что могу защищать людей своими мыслями, – Снейп глубоко вздохнул. – Он презирал меня за это. Но также знал, что ему нужно держать меня поближе. Я был слишком полезен.
Гермиона молча ждала, чтобы он продолжил.
– Поэтому, чтобы наказать и наконец взять меня под контроль, он проникал в сознание других людей. И если он находил какое-то свидетельство привязанности ко мне, доброты, любви, он уничтожал их. Он уничтожал их, чтобы достать меня. Именно так он изолировал меня и добился моей преданности. В его ближайшем окружении были люди, которых он убил у меня на глазах, медленно и мучительно, просто за то, что я был им небезразличен.
Снейп замолчал и сглотнул.
– Поэтому я не мог позволить себе подпустить кого-то близко. Ради их собственной безопасности я отталкивал их. Волдеморт считал, что, если отвратить от меня людей, то из-за вынужденного одиночества я устремлюсь к нему и, не имея никого рядом, буду больше нуждаться в нем. Кроме того, человеку, не имеющему привязанностей, нечего терять. Он наслаждался мыслью, что может опустошить мою душу, эмоционально умертвить, чтобы я стал его машиной для убийства.
Одной из его любимых пыток было рассказывать мне, что он нашел в разуме Лили Поттер перед тем, как уничтожил ее. Он говорил, что она любила меня, несмотря на мое предательство. И это было одной из причин, почему ее смерть так радовала его. Он не узнал о моих истинных чувствах к ней. Я скрывал это тщательнее всего.
И Дамблдор. Несмотря на мои заверения, Волдеморт подозревал, что он питает ко мне некоторую привязанность, и знал, что его убийство, помимо прочего, еще больше усугубит мое одиночество.
Гермиона закрыла глаза, не в силах выносить боль в его голосе.
– Несмотря на все это, во мне оставалось и продолжало бороться нечто, что отчаянно хотело помогать и защищать людей, в то время как я принуждал их отвергать меня, и иногда это делало жизнь невыносимой. А еще была та часть меня, которую так измучили горе и утраты, что в ней возникло сильное желание сохранять и прятать людей, пусть даже всего лишь в моем разуме. И наконец, была еще та часть, что хотела быть желанной… быть любимой. И они все еще здесь. Внутри меня. На войне во мне царила постоянная потребность иметь и обладать, защищать, прятать, любить и быть любимым, а значит, отталкивать и отрицать. Конечно, я понимаю, что он сгинул, но истинная любовь, доброта и их физическое проявление, выраженное в моем собственном сексуальном удовлетворении, по-прежнему порождают страх… который может быть… почти невыносимым.
Слезы Гермионы непрерывно капали на его голую кожу. Его болезненное состояние было настолько серьезным, что явно не поддавалось никакому пониманию. Она уже видела такое раньше, но никогда в подобном масштабе. Поднявшись с его груди, она положила руку ему на щеку и повернула лицо к себе.
– Северус, ты мне очень дорог, – сказала она, пристально глядя ему в глаза. – И я никуда не уйду.
========== 17. Мастер на все руки ==========
– Я бы хотела, чтобы ты помогла мне помочь ему, – сказала Луна. Ее испещренное шрамами лицо было усталым, но решительным.
Гермиона обеспокоенно нахмурилась.
– Во-первых, я хочу узнать, как твои дела, – сказала она.