Просмотр закончился, нас обступают актеры, участники этих фильмов. Каждому из них нам хотелось бы сказать теплые, добрые слова и выразить свое соболезнование, что им, талантливым людям, приходится сниматься в такой дребедени.
Смущенно улыбаясь, ко мне подошел актер, игравший садиста-убийцу, и сказал, словно оправдываясь:
— А жизни я совсем не страшный и ни злой, как на экране; просто приходится играть все, что поручает директор студии…
Отвечая на вопросы индийских артистов, говорим, что подобные мистические, садистские и прочие фильмы наш народ просто не стал бы смотреть. Советские люди — люди здоровые, жизнерадостные и любят реалистические произведения искусства, отражающие подлинную жизнь.
Покидаем зал, спускаемся по лестнице в вестибюль кинотеатра, сияющий зазывными огнями. На стенах вестибюля огромные рекламные щиты. На одном — гигантская горилла, несущая на руках красавицу-героиню, на другом — бандиты в масках совершают нападение не то на банк, не то на какую-то контору…
Трудно творить в атмосфере такой духовной отравы, разлагающей и развращающей народ. Но зная многих деятелей индийского кино, мы верим, что они еще покажут себя и создадут произведения, достойные своей великой страны…
Хотим познакомиться с жизнью бенгальских крестьян и едем за шестьдесят-семьдесят миль от Калькутты. Машина поворачивает с шоссе, делает несколько сот метров по проселочной дороге, и мы у первой индийской деревни. Неподалеку протекает арык. Через него перекинут узкий бамбуковый мостик. Длинные толстые палки бамбука образуют настил и перила. По мосту, прогибающемуся под тяжестью человека, проходят женщины. Идут они уверенно, спокойно, не шелохнутся, на головах у них сосуды с водой. Ступаю на мост и я. Но чувствую, что он прогибается от моего веса, и цепляюсь за перила, боясь упасть в воду. Мальчики и девочки, собравшиеся на берегу, смеются, глядя на меня…
У индийских девочек, как и у взрослых женщин, в ноздре дырочка, и в нее продета запонка, у богатых — золотая с бриллиантом, у бедных — медяшка. Дети облепили нас, с любопытством разглядывают иностранцев. Тут же маленькая девочка лет шести держит у себя на бедре ребенка, так же как и взрослые женщины.
Го тут, то там оригинально сложенные стога соломы, напоминающие хижины. Вокруг высокие кокосовые пальмы. В канавках, похожих на наши среднеазиатские арыки, мелькает рыбешка. На стогах соломы сидят большие птицы, вроде аистов, отличаются они только разными оттенками и окраской. Пролетают и шумят на деревьях крошечные колибри — синие, голубые, зеленые, красные.
Наше внимание привлекает полуголый индиец-рыбак. В руке он держит сеть, распластывает ее, как большой шатер, и постепенно погружает ее в воду. Он выжидает несколько минут, потом медленно вытягивает сеть. Если попалось две-три рыбки, он счастлив, кидает в горшок, который плавает тут же на воде.
Любуемся красивыми пейзажами с рисовыми полями и пальмовыми рощами, которым поклоняются крестьяне, как божеству.
В деревне среди индийцев живет крестьянин-мусульманин. Старик не захотел покинуть свою родную землю при разделе Индии. Но если англичанами будет спровоцирована новая резня, мусульманин должен будет бежать и скрываться, чтобы спасти себе жизнь.
Жарко, хочется пить. Нам предлагают самый гигиенический напиток — кокосовый орех. Молодой крестьянин, одетый в лохмотья, радушно приносит несколько больших тяжелых орехов. Он точит топорик, чтобы обрубить верхушку каждого из них. Острым топором он отсекает кусок ореха. Я беру орех и из небольшой дырочки пью прохладную кисло-сладкую, несколько вяжущую жидкость.
Влаги в Западной Бенгалии хватает надолго. Земля здесь плодородная. Дожди наполняют канавы и водоемы до предела. Наши друзья говорят, что здесь по вечерам пары́ низким слоем расстилаются по земле, — получается так, что выше пояса ваше тело сухое, а ниже — влажное, словно от дождя.
Деревня в Западной Бенгалии
Крестьяне говорят, что можно было бы снимать не меньше трех хороших урожаев в год. Но обрабатывать землю нечем, нет никаких сельскохозяйственных машин. Да и главное — земли у крестьян нет: они арендуют ничтожно маленькие части полей и большую часть урожая отдают посреднику, который сам снимает землю у помещика и расплачивается с ним тоже натурой, выговаривая себе, разумеется, большой куш за счет крестьян.
Старик крестьянин качает головой и что-то говорит переводчику. Тот смущается и не хочет переводить. Мы настаиваем. Тогда переводчик, едва удерживаясь от смеха, рассказывает, что старик неприличными словами ругает и своих помещиков и англичан с американцами, говоря, что от тех и других идут все беды для индийского народа.