– Безобразие… навести порядок… не потерплю больше.
Резко прервав разговор с Мерчуле, генерал дал шпоры коню и, подлетев к фронту ингушей, ткнул в упор стеком в грудь чеченца Чантиева.
– Ты, – прокатился гневный генеральский крик,– тебе пика была выдана или нет?
– Выдан… твоя прысходительства, – весело оскалился Чантиев, очень довольный генеральским вниманием.
– Так куда же ты её дел, сукин сын?
Черномазая рожа Чантиева окончательно расплылась в радостную улыбку.
– Нам пика не нужен, – рассудительно объяснил он, – наша ингуш, чечен кинжал, шашка, винтовка имеем, а пика… наша бросил к … матери, – закончил он неожиданно своё объяснение.
В группе начальства позади генерала, несмотря на серьёзность минуты, кто-то не удержался и фыркнул. У Лечицкого выкатились глаза и покраснело лицо, по-видимому, от негодования слова остановились у него на языке.
– Дур-рак, – рявкнул наконец генерал, как из пушки, и, круто повернув коня, отъехал к своей свите, что-то негодующе говоря.
Вестовым у меня при приезде в полк добровольно вызвался быть всадник Ахмет Чертоев. Он был чеченец, а не ингуш, хотя служил в Ингушском полку. Видимо, в Чеченском полку у него было слишком много кровников, чтобы он там мог быть в безопасности. Ахмет, как и большинство горцев, всё галицийское и австрийское население почитал врагами, независимо от того, было ли оно военное или штатское, и очень осуждал начальство за то, что оно с ним церемонится. По вечерам, видимо, желая научить меня уму-разуму, он много рассказывал о жизни в его родном ауле, где, по его словам, живут настоящие джигиты, не питающие слабодушия в отношении врагов. Рассказы его в большинстве случаев касались всякого рода стычек и битв чеченцев друг с другом. Институт кровной мести Ахмет не только одобрял, но и считал, что этот обычай наравне с разбоем является единственной и незаменимой школой для воспитания молодёжи в воинском духе и традициях доброго старого времени, так как, по его мнению, настоящие войны, к сожалению, бывают слишком редко.
Мстить кровникам, по чеченским обычаям, оказывается, разрешается не только лично, но и через наёмного убийцу-специалиста. Мести подвергались все мужчины вражеского рода от 15 до 60 лет, при всяком удобном случае, в любой час дня и ночи. Так как в его местах у всех чеченцев имеются кровники, то благодаря этому обстоятельству для всех мужчин необходимо ходить вооружёнными, чтобы в каждый момент быть готовым к отражению атаки. По этой причине в Чечне постоянный спрос на винтовки и револьверы, чего, к сожалению, русское начальство здесь на фронте не понимает и мешает перевозить с фронта оружие на Кавказ, поступая, по его мнению, в этом случае, как ишак. Это не только глупо, но и жестоко, так как благодаря этому нелепому распоряжению в Чечне многие были убиты безоружными…
Самым славным подвигом в семье Ахмет считал большое сражение, которое его сородичи дали своим кровникам Алихановым. С обеих сторон билось около сотни человек, причём бой кончился десятками раненых и убитых с обеих сторон. Причиной его было то, что Алихановы убили четырнадцатилетнего мальчика Чертоева, шедшего в школу. Получив известие об этом, все Чертоевы побросали работу в поле и дома и бросились к месту происшествия, дав знать всем своим родственникам в соседнее селение. Местный пристав, тоже из чеченцев, получив взятку, сделал вид, что ничего не знает.
При подсчёте потерь оказалось, что главный богатырь семьи Чертоевых Султан, о подвигах которого мой Ахмет никогда не уставал врать, оказался убитым, но опять-таки геройски, как и подобало великому джигиту.
– Двадцать мест дырка была, – с гордостью закончил Ахмет своё повествование.
В ночь на 28 октября 1915 года полк выступил на позицию. У Ахмета, как назло, захромала его кляча, и мне пришлось, скрепя сердце, взять на позицию обоих моих кабардинцев, чего я всегда избегал. Второй конь, которого продал мне Шенгелай, вороной кабардинец-иноходец, был прекрасной и нарядной лошадью, замечательно спокойной под седлом, что нельзя было не ценить в походе. Пришлось мне сесть на этого последнего, а Ахмету дать кибировского рыжего иноходца.
Выехав на гору около деревни Петликовцы-Новые, у которых с утра развёртывался бой, мы увидели, как из-за пригорка навстречу сотне вскачь неслась походная кухня, по которой била беглым огнём австрийская батарея. На козлах её, нахлестывая и без того скакавших лошадей, сидел перепуганный повар. Подскакивая на рытвинах и избегая дороги, которая находилась под обстрелом, кухня металась из стороны в сторону, и из неё во все стороны брызгали щи.