- В час пополуночи, ваше величество, - склонился Турн в таком низком поклоне, что султаном шлема, почерневшим от порохового дыма, провел по мозаичному паркету (кираса Турна в нескольких местах темнела вмятинами след колющего и огнестрельного оружия). - А к тому времени наладим связь с полками Бетлена Габора. Подам Максимилиана с Биквоем прямо в руки вашему величеству. И чешская корона на августейшей голове будет незыблемей, чем горы, что венчают эту землю.
- Благодарю, граф, - кивнул Фридрих Фальцский. - Дай-то бог. Я тебя не забуду. В час пополуночи буду смотреть на войско с городской стены и ждать тебя с победой как героя.
На белогорское плато ложилась промозглая ноябрьская ночь, снежком присыпало рты давно уже окоченелых трупов. Милосердные братья кончили свою работу и, как могли, помогали живым. Да и не до мертвых теперь было.
Создания системы Альфа Дракона невозмутимо оставались на своих местах фактора времени в земном восприятии для них, как нам известно, просто не существовало. Спешить им было некуда. Час или тысячелетие - для них все едино.
- Двуногие соединения углерода вышли из города, - сказало среди ночи Четверть сотни.
Четырежды десять не ответило. Оно тоже восприняло неразличимые для грубого несовершенного человеческого уха осторожные звуки, сопровождавшие снятие заграждений за Страговскими воротами, топот копыт, обтянутых мешковиной, и хриплый шепот капралов, выстраивающих пехоту и ополчение. Заскрипели на петлях ворота. Послышались какие-то неописуемые вскрики, когда мечи головного отряда сословного войска пронзили первых, еще не очнувшихся от дремоты караульных неприятеля.
Грохотали мушкеты. Полк за полком садился на сытых, напоенных коней чего отнюдь нельзя было сказать о лошадях, которые были под кирасирами и гусарами Биквоя, - выезжали из городских ворот, брали в клещи императорское войско.
Фридрих Фальцский, зябко кутаясь в горностаевую мантию, при вспышках пушечных, мушкетных и аркебузных залпов, при красных отблесках пожаров на свинцовом небе, которые охватили еще уцелевшие лачуги Мотола и Йиновиц, следил за удаляющимся боем. Туда гнал императорских солдат младший Турн. Их отступление превращалось в беспорядочное бегство. Биквой с Максимилианом ринулись на юг, вдоль Влтавы, прямо на копья венгерской кавалерии Бетлена Габора и вспомогательных частей моравского сословного войска. Корона чешская будет незыблемо венчать Фридриха Фальцского и его сына и сына сына его. Он велел привести себе коня и приготовить освежающую ванну.
- Так, стоп, - проговорило Четверть сотни. - Высшая Координация все это разграничила очень точно. Вмешаемся, отойдя немного в прошлое: когда на этой части планеты происходила в последний раз смена света и темноты.
Силовое поле, воплощающее Четверть сотни, трепетало все явственней. Задание его в масштабах галактических было совсем ничтожным (ведь Высшей Координации, по слухам, случалось сметать с орбит целые планеты или одним гигантским взрывом искусственной суперлуны уничтожать ярчайшие звездные скопления), но все-таки, по мысли Четырежды десяти, сулило нечто новое и очень волновало воображение.
- Термальный удар? Коллапс (в рабочей фазе операции Четырежды десять подчинялось Четверти сотни и потому было ответственно за техническое обеспечение)? Может быть, несколько мелких направленных взрывов между обеими стаями двуногих?..
- Нет, нет, - решительно сказало Четверть сотни. - Ничего в таком роде. Я занимаюсь этой планетой не один галактический год, и потому нам можно сделать некоторые отклонения в пределах основного курса Высшей Координации - осуществить вмешательство совсем иным путем. Гораздо более тонким. Психологическим.
- Эти двуногие пузыри углерода наделены психикой? - отозвалось Четырежды десять, не рассмеявшись только потому, что подобные реакции не свойственны силовому полю.
- В известной мере, да, - подтвердило Четверть сотни. - У них есть сложная система защиты рефлексов, которые они не в состоянии подавить усилием воли. Рефлекс сопротивления собственной окончательной и необратимой дискоординации, например...
- Несмотря на то что они пускают друг в друга маленькими предметами именно с этой целью?
- Несмотря на это, - ответило Четверть сотни, и вибрация силового поля усилилась (Четырежды десять отметило состояние ублаготворенности). Весьма забавный образец космобионики. Настолько любопытный, что я посвятило этому целые галактические годы. Впрочем, объяснению это не поддается. Вам, во всяком случае, нет. Есть рефлексы неприятия неизвестного и непонятного - особенно такого, что двуногие считают для себя эстетически и эмоционально негативным. Ими-то мы и постараемся воспользоваться. Теперь вернемся к моменту смены света темнотой, происходившей в последний раз на этой части планеты.
Силовые поля задрожали, разрушили своей вибрацией пространственно-временной континуум и заскользили вспять во времени сперва минута за минутой, потом все убыстряя ход. Вскоре вибрации прекратились.
Над Белой горой снова опускался вчерашний вечер. С пражских редутов, больше для острастки, ухнуло несколько пушечных залпов. Рассеянные группки наиболее ретивых солдат Биквоя тут же схватили коней за уздцы, повернули назад и отъехали на безопасное расстояние. Страговские ворота заперли на тяжелый дубовый засов и на цепи, укрепили валом из заранее навезенных камней и земли.
- Перенесемся в город двуногих, - объявило Четверть сотни, - в их самое большое гнездо, там, на холме. Примем обычный свой вид обитателей системы Альфа Дракона и пройдем по коридорам так, чтобы двуногие не могли нас не заметить.
- А дальше? - с нескрываемым интересом спросило Четырежды десять.
- Дальше ничего. Вернемся. Поручение будет тем самым исполнено.
- Выходит, мне следует считать себя эстетически и эмоционально негативным? - спросило Четырежды десять.
В ином, более подходящем для этого воплощении оно бы, безусловно, выказало что-то вроде досады, поскольку с точки зрения эстетики ни одно из обличий Четырежды десяти никогда не вызывало у него ни малейших сомнений. Понятно, не считая того случая, когда пришлось явиться в виде простого силового поля.
- Тут сложный вопрос, - уклонилось Четверть сотни от прямого ответа.
Легчайшими, почти не различимыми для невооруженного глаза движениями во внепространстве они перенеслись на внутренний двор Пражского града, забитый офицерами, солдатами и растерявшейся прислугой. После каждого пушечного залпа со страговских бастионов толпа на мгновение затихала, но тут же снова принималась гомонить, верезжать и горланить на всех языках Европы.
- Господи... - прошептал стоящий с алебардой фальцский солдат из королевской стражи, закрыл ладонями лицо и сполз по стене на пол.
Алебарда, стукнувшись, своим начищенным острием отколола кусочек от мозаичного паркета входной залы. По воздуху в нескольких вершках от пола скользили два немыслимых чудовища, напоминавших более всего огромных пауков из полупрозрачного стекла, отороченных бахромой непрерывно колыхавшихся мохнатых ног. В объемистых утробах страшилищ клубилась черно-фиолетовая дымка, а из пучка длинных и тоже полупрозрачных отростков по обеим сторонам тела, похожих на клубки червей, ежесекундно вырывался сине-фиолетовый бич. С пронзительным треском долетал он и до тех, потонувших в сумраке, дальних углов залы, куда свет восковых свечей уже не достигал.