Мы с Денисовым переглянулись.
— Понимаю, — отозвался я. — Ну, мы ведь все равно собирались в Букурешт…
— Господа, боюсь, в Букурешт вы попадете не сразу. Инцидент произошел в двадцати километрах от границы. Эта территория относится к пограничью, и вас доставят в нашу ставку в Фокшаны. Уверяю, с этого момента вашей безопасности больше ничего не будет угрожать. Прошу проследовать за мной.
Глава 13
— Мы арестованы? — стараясь говорить спокойно, спросил Денисов.
Капитан Ловинеску покачал головой.
— Нет, господин. Это требование — формальность. Данная территория считается приграничной и входит в зону ответственности Пограничной полиции Дакии. Поскольку имело место серьезное происшествие, мы обязаны расследовать инцидент. Вас и остальных пассажиров будут считать свидетелями и потерпевшими. Однако поскольку ваши действия могли нанести вред…
— Что вы себе позволяете? — раздался высокий хорошо поставленный голос Мари Буайе-ле-Дюсон.
Я обернулся. Прикрывая полуобнаженную грудь руками, она шлепала босиком по траве к нам. Прическа растрепалась, платье было разорвано в нескольких местах, но женщина все равно держалась так важно и царственно, словно была настоящей аристократкой.
Я стащил с одного из поверженных бойцов куртку и подал ей, чтобы прикрылась. Дива с благодарностью кивнула и уставилась на капитана Ловинеску.
— Что вы им предъявляете? Юные господа спасли наши жизни! — яростно принялась защищать нас женщина. — Эти… Эти… негодяи остановили поезд, умудрились прорубить бронированные двери и хотели сделать нас заложниками. Взять в плен и продавать за выкуп, как каких-нибудь рабов!
Напор разозленной женщины, судя по всему, сбил с толку даже капитана.
— Мадам, мы непременно учтем это при разбирательстве, — призывая ее к спокойствию, ответил он. — Нам лишь нужно…
— Не смейте меня перебивать, месье! — еще сильнее разъярилась дива. — Я — Мари Буайе-ле-Дюсон, живая легенда танца, и требую к себе если не уважения, то хотя бы права договорить.
Ловинеску переглянулся с одним из своих бойцов и вздохнул.
— Ох… Прошу, продолжайте, мадам.
— Мадемуазель. Эти господа ни разу не воспользовались своим даром без разрешения! Даже для того, чтобы исцелить рану, просили дозволения начальника поезда. Но если бы они не вмешались со своей силой, когда случилось нападение, все было бы гораздо, гораздо хуже! Это была бы самая настоящая трагедия! Вы не видели, что здесь происходило. Здесь стреляли в беззащитных напуганных людей лишь за то, что они отказывались отдавать драгоценности!
— Мадемуазель Буайе-ле-Дюсон, мы непременно учтем заслуги господ из Империи. Ваши показания не останутся без внимания. Однако сейчас, прошу, позвольте моим людям работать. Нам нужно убедиться, что боевики обезврежены, что вашим жизням ничего не угрожает. Мы — передовой отряд. Скоро сюда подтянутся основные силы.
Говоря все это, Ловинеску старался говорить предельно почтительно и мягко. Вероятно, это удовлетворило диву, и она почитала свой долг исполненным.
— Благодарю, — она поймала мой взгляд и слегка кивнула и прикоснулась к своей шее. — А теперь мне нужно отыскать свою драгоценность. Мерзавцы украли у меня именно ту, что я ценила более всех.
Я устало прислонился к поваленному набок джипу. Только сейчас смог перевести дух как следует. Холмистая местность, которую пересекала железная дорога, сейчас приняла постапокалиптический вид: замерший на путях поезд, клубы дыма в небе, раненые и мертвые люди вокруг, искалеченные машины, брошенное оружие.
Да уж, в пылу боя масштаб казался помельче. В своем роде спасением стало то, что Балканский экспресс не был рассчитан на большое количество пассажиров. В первом классе всего четыре купе на вагон, во втором — восемь. Пассажирских — семь, плюс вагоны с развлечениями, рестораны и прочее. Людей было немного. Реши НОАРД пустить поезд под откос, “индийского” варианта катастрофы удалось бы избежать. Хорошо, что экспресс выстоял и не сошел с рельс.
Первым делом люди Ловинеску взялись за НОАРДовцев. Четверо боевиков шевелились и стонали — их капитан приказал оттащить подальше, а молчаливый боец с чемоданом-аптечкой направился осматривать раненых.
“Двухсотых” боевиков оттаскивали в другую сторону — подальше от пассажиров с тонкой душевной организацией. Оружие тоже подбирали и относили в автомобиль.
Увидев автомат боевика, Ловинеску нахмурился.