Наконец я выбрался на второй этаж этой необъятной галереи и перевел дух. Народу здесь было поменьше, и вскоре я понял, почему — ценник был рассчитан на более состоятельных людей.
Тем не менее я умудрился найти среди этого безобразного великолепия лавку с антикварными предметами. Вошел — и пропал.
— Доброго вам здравия, сударь, — древний старец поправил пенсне на переносице и, кряхтя, поднялся из-за большого обитого сукном конторского стола. — Чем могу услужить?
Я рассеянно огляделся. Диковинок здесь было столько, что глаза разбегались.
— Михаил Николаевич Соколов, — представился я. Почему-то захотелось назваться этому дедку. Не ради почтения, которое он должен был проявить к одаренному графскому сыну. Что-то другое внутри меня словно потребовало этого. — Сын графа Соколова, студент Аудиториума.
Старец стряхнул пыль с видавшего виды сюртука и подошел ко мне, опираясь на трость.
— Милости прошу, ваше сиятельство. Семен Яковлевич Бронштейн, владелец этой лавки и большой любитель редкостей.
Я пожал протянутую старческую руку — тонкую, морщинистую, в пигментных пятнах. На удивление силы в ней оказалось куда больше, чем я ожидал.
— Рад знакомству, Семен Яковлевич.
— Чем же моя скромная обитель обязана визиту столь важной персоны?
Вроде бы он не насмехался, а проявлял дежурную вежливость, но все равно прозвучало это несколько издевательски. Впрочем, старик в его возрасте уже мог позволить себе некоторые шалости.
— Я ищу подарок на Рождество для отца, но… Не нашел ничего интересного. Не хочу дарить оружие, кожаные изделия и прочие привычные вещи. Подумал, может в вашей лавке найдется что-нибудь необычное?
— Непременно найдется, ваше сиятельство, — старик обвел пространство вокруг себя свободной рукой. — На любой вкус и кошелек. Полагаю, его сиятельство — не любитель охоты.
— Увы. Рыбалка ему больше по душе.
— И предпочитает проводить время дома, — продолжал старик.
Я кивнул.
— Верно.
— За чтением…
— И снова вы правы, — улыбнулся я.
— Наверняка носит очки.
— Мне начинает казаться, что у вас талант провидца, Семен Яковлевич.
Старик сверкнул парой золотых зубов в улыбке.
— Работа у меня такая, ваше сиятельство. Читать людей как книги. Угадывать то, что скрыто под обложкой…
На мгновение он прикрыл глаза, а я прислушался к ощущениям. Нет, этот дедок точно не был одарен Благодатью — типичный обрусевший еврей. И все же что-то необычное было в фоне, что от него исходил. На удивление живая и цельная аура для человека его возраста. От старцев зачастую веяло приближавшимся концом жизни, но только не сейчас. Бронштейн буквально излучал энергию.
— Итак, ваше сиятельство, насколько мне известно, вы несколько стеснены в средствах… Прошу прощения за столь бестактное замечание, однако я просто пытаюсь сэкономить ваше время.
Я пожал плечами.
— Полагаю, никакой тайны в этом нет. Мой род переживает не самые лучшие времена. По известной причине.
— Однако же вы стали его надеждой, — хитро улыбнулся старик. — Абы кого в Аудиториум не берут. Значит, вы милостивый государь, человек особенный. А для особых гостей у меня есть отдельный прилавок…
Он жестом пригласил меня пройти в самый конец вытянутого зала. За рядами старинных зеркал и картин в тяжелых рамах нашелся закрытый шкаф. Семен Яковлевич снял с пояса связку ключей и открыл дверцы.
— Могу предложить две вещицы, которые непременно оценит ваш отец, — старик достал обитый кожей короб и поставил на соседнюю витрину. Отперев замок, он поднял крышку. — Это первая.
— Очки?
— Зачарованные окуляры. Это артефакт, ваше сиятельство. Были созданы по заказу баронессы Мирелли в 1956 году. Состарены искусственно.
Я внимательно рассматривал очки. На вид в них не было ничего необычного — строгая роговая оправа, универсальная форма… Разве что диоптрий я не увидел.
— Какими же свойствами они обладают?
— Баронесса Евгения-Луиза Мирелли славилась любовью к искусству. Особой ее страстью были древние манускрипты. Эти окуляры зачарованы на то, чтобы позволять увидеть выцветшие или стертые записи. Как известно, не все книги сохранили первозданный вид…
Я отошел от коробки на шаг.
— Семен Яковлевич, это очень ценная вещь. Боюсь, сейчас я не смогу ее себе позволить.
Старик внимательно взглянул на меня, словно видел во мне что-то, чего я сам в себе не замечал.