– Рад, что вы смогли прийти, – приветствовал его Алекс Гамильтон, протягивая руку. Первоначальное впечатление, сложившееся у Шермана еще в церкви, сейчас только укрепилось: прилизанные волосы, костюм в еле заметную полоску, яркий, итальянского рисунка галстук, завязанный двойным узлом. Наверняка выбирала его секретарша, подумал Шерман. – Присаживайтесь, – и Гамильтон жестом указал на мягкий диван.
– Благодарю вас, – сказал Шерман, подумав, уж не узнал ли его возле церкви Бэйрд.
– Итак, поскольку мы с вами люди деловые, давайте начинать!
Шермана покоробил этот покровительственный тон, невзирая на попытку поставить между ними знак равенства. Так их, видно, учили в бойскаутах, напомнил он себе и широко, добродушно улыбнулся.
– Пожалуй, проще всего, если вы сообщите мне в общих чертах, о чем вы собираетесь писать? – добавил Гамильтон, как только они сели.
Шерман ждал подобного вопроса.
– Конечно, – сказал он, по привычке слегка растягивая слова. – Должен признаться, я не гонюсь за сенсацией, – улыбнулся он. – Я бы определил свою задачу, как сбор материала о влиянии нового стиля во внешней политике на деятельность мультинациональных корпораций.
Алекс Гамильтон понимающе кивнул, но в глазах его таилось беспокойство.
– То есть вы готовите проблемную статью?
– Совершенно верно.
– Но тогда почему вас так заинтересовала деятельность моих предприятий? Мне думается, вашим читателям интереснее было бы узнать, что происходит в этой области в корпорациях со штаб-квартирой в США.
– Этой темой они отболели несколько лет назад, – возразил Шерман. – Ситуация изменилась. Теперь их куда больше занимает и интересует деятельность иностранных мультинациональных корпораций, которые скупают предприятия в Штатах. Разоблачениями отечественных «Локхидов» они сыты по горло. – Сказал и тут же пожалел об этом. В такой игре следует видеть на несколько ходов вперед.
– Надеюсь, вы не сочтете меня излишне мнительным, мистер Шерман, – сухо заметил Гамильтон, – если я выскажу одно предположение: ваша статья, по-видимому, будет нацелена на то, чтобы показать, что европейский капитал действует столь же… неэтично.
Шерман почувствовал, что попался.
– Если позволите, – попытался он улыбнуться, – то вы в самом деле излишне мнительны, мистер Гамильтон, просто я привел неудачные примеры. Меня интересуют не подробности деловых взаимоотношений, а затруднительные ситуации, в которых время от времени оказываются компании типа вашей. Под этими ситуациями я имею в виду случаи, когда правительства вмешиваются в международную торговлю.
– Уж если ваша газета занялась такими проблемами, – иронически хмыкнул Гамильтон, – значит, времена действительно изменились. – По глазам, однако, было видно, что объяснения Шермана не убедили его.
– Не думаю, чтобы они так уж изменились, – чуть улыбнулся Шерман.
– Ладно, – сказал Гамильтон, как бы незаметно бросив взгляд на часы. – Итак, что конкретно вас интересует?
Шерман передвинулся на диване. Была не была, решил он.
– Ваши горнорудные предприятия в Латинской Америке.
Алекс Гамильтон слегка повернулся, поправляя какие-то бумаги, разложенные на соседнем столике, но Шерман успел заметить, как тень беспокойства промелькнула на его лице. Один – ноль, мысленно поздравил себя Шерман.
– И чем же они вас привлекают? – небрежно спросил Гамильтон, снова поворачиваясь лицом к собеседнику.
– Мне показалось, это как раз одна из тех затруднительных ситуаций, о которых я упоминал. С одной стороны, правительство генерала Иньесты не признано Западом, а с другой – кровная заинтересованность в ресурсах его страны.
– Я бизнесмен, – спокойно произнес Гамильтон, – а не политик. И не имею возможности влиять на заявления своего правительства или какого-либо другого.
Шермана передернуло от такого бессовестного вранья. Он прекрасно знал, что и в Лондоне, и в Вашингтоне Гамильтон имел своих толкачей в правительстве.
– Возможно, это прозвучит излишне пессимистично, – добавил после небольшой паузы Гамильтон, – но мне кажется, что расхождения между реальной политикой и идеологией в сфере международных отношений всегда приводили к глобальным войнам. Взять, к примеру, хотя бы тридцатые годы.
– А годы «холодной войны»?
– Ну, антикоммунистическая кампания, затеянная Соединенными Штатами, была делом сугубо прагматическим.
– Вы хотите сказать, – перебил его Шерман, слегка улыбнувшись, – что это было осуществлением деловых и внешнеполитических интересов иными средствами.
– Более или менее. Идеалы – ведь это всего лишь эмоциональное оправдание региональных интересов.
Поначалу Шермана удивил такой ответ, но, немного подумав, он пришел к выводу, что сила Алекса Гамильтона как раз и кроется в откровенной демонстрации отсутствия всяких сантиментов.
– Запад слаб, потому что не хочет признать этого, – продолжал Гамильтон таким тоном, что было ясно: он считает это самоочевидным. – Впрочем, демократия – это форма правления, пропитанная чувством собственной вины.
Шерман смущенно откашлялся. Разговор все больше отклонялся в сторону от интересовавшей его темы.
– Примем во внимание ваши замечания, – сказал он, – и вернемся, если не возражаете, к Латинской Америке, в частности к администрации генерала Иньесты.
– С удовольствием. – Гамильтон уперся взглядом в Шермана, ожидая его вопроса.
– Не кажется ли вам, что ваши деловые операции в этой стране способствуют укреплению незаконного режима?
– Я уже говорил вам, что я не из тех, кто занимается политикой. Нам нужна его руда, и я готов торговать с ним, как и с любым коммунистическим правительством. – Он помедлил секунду, глядя на каменное изваяние в глубине комнаты. – Однако вы, кажется, сделали ударение на слове «незаконного». Хотя вам-то, я уверен, прекрасно известно, что законность в политике обычно определяет fait accompli[11], а не чье-то признание. – И он удивленно приподнял брови, видя, что Шерман записывает что-то в блокноте. – Какое из моих высказываний привлекло ваше внимание, могу я спросить?
– Конечно, – ответил Шерман, глядя ему в глаза. – Замечание о том, что вы готовы торговать с ним, будь он даже коммунистом. – Он заметил, как сжались губы его собеседника. – Но если вы не хотите, чтобы это интервью появилось в печати…
– Нет-нет, отчего же. – Гамильтон протестующе поднял руку. – Но почему это так вас заинтриговало? Мои компании действительно торгуют со странами коммунистического блока, и потому в том, что я сказал, нет ничего удивительного. Как я уже говорил, я прагматик.
– Хорошо, а когда вы впервые вошли в контакт с членами правительства генерала Иньесты? – Вопрос был задан умышленно небрежным тоном.
– Мы начали переговоры два года назад.
– Что – через год после переворота?
– Да, примерно тогда. Но какое это имеет отношение к делу?
– А вы были связаны до переворота с кем-нибудь из тех, кто теперь является членом правящей хунты?
Алекс Гамильтон пристально посмотрел на него, прежде чем ответить.
– Если вы пытаетесь выяснить, не способствовал ли я переходу власти в руки военных, то я могу лишь сказать, что вас все еще преследует тень Уотергейта. Я не только не связан с переворотом ни с какой стороны – я вообще узнал о нем из газет. Извините, но если вы и дальше намерены разрабатывать эти копи, золота они вам не принесут. – Это было сказано с таким самообладанием, что Шерман, пожалуй, и поверил бы, если бы Гамильтон так же уверенно не солгал ему раньше.
– Где наша не пропадала, – улыбнулся он. – Хотя некоторые старые забияки, вроде меня, и завидовали немного асам. – Гамильтон уже смотрел на него с холодной неприязнью, но Шермана это ничуть не смутило. – На Флит-стрит, – продолжал он, словно просто так, чтобы хоть что-то сказать, – ходят слухи, будто Юджин Бэйрд получил приглашение от Института по изучению проблем свободного мира.