Значит, мой — последний.
Осторожно, почти крадучись, я дошел до конца зала. В том месте было так темно, что я толком не смог разглядеть склонившегося над толстым старым фолиантом человека. Но он словно почувствовал мое приближение и поднял на меня усталые глаза. В свете лампы его испещренное сеткой мелких морщин лицо казалось безжизненным.
— Добрый вечер, — тихо, почти инфразвуком, пробасил он. — Мы знакомы?
— Нет, — ответил я. — Я лишь хотел осведомиться, почему эта книга вызвала у вас такой интерес.
Мужчина торопливо закрыл книгу, и я увидел, что в ней находилось множество бумажных закладок, а раскрытая толстая тетрадь была исписана торопливым кривым почерком.
— Почему это вас интересует?
— Потому что я тоже питаю интерес к этой книге, — улыбнулся я.
Он явно занервничал. Интересно…
— И почему же?
— Хочу проверить кое-какие изыскания. Как я могу к вам обращаться?
— Андрюшин Сергей Васильевич, — представился собеседник.
— Корреспондент «Вечернего Петрополя»? — удивился я.
— Да.
Я протянул руку для пожатия:
— Михаил Николаевич Соколов, сын графа Соколова, — улыбнулся я. — Полагаю, Сергей Васильевич, мы с вами преследуем одну и ту же цель. И, судя по всему, копаем в одном и том же направлении…