— Не пущу, — рявкнул я и выставил перед аспидовцами стену огня. — Сгорим вместе.
— Тупица! — крикнул князь.
И тут что-то сбило меня с ног. Я инстинктивно активировал “Берегиню”, но заклинание не успело встать, и я отлетел в стену. Голова встретилась с чем-то твердым и острым. Я вскинул было руки, чтобы защититься, но… конечности уже не слушались.
За посыпавшимися из глаз искрами пришла лишь тьма.
— А ну подымайся, юнец малахольный!
Что-то грубо ткнуло меня в бок, и я поморщился от боли.
— Давай-давай, чего развалился-то? Глазки открываем, новый день встречаем…
Голос казался смутно знакомым, но даже это не заставило меня разомкнуть веки. И все же собеседник не сдавался. Что-то огрело меня по хребтине так, что я подпрыгнул, словно шуганный кот.
— Хорош… — слова застряли у меня в горле. Точнее, там, где должно было располагаться горло. Потому что телесной оболочки у меня не было, а находился я под раскидистым белым деревом, из дупла которого на меня взирал уже знакомый мне дух прапрапрадеда.
— Это тебе хорош отдыхать, наследничек! — недобро усмехнулся дед. — Кто дела делать-то будет?
Я принял сидячее положение, хотя все еще не особо себя ощущал в этой реальности. Но вот болевые рецепторы отчего-то работали как часы — ломило все тело, и особенно отличилась голова.
— Так, дедуль. Ты поясни, я совсем помер или вы меня на ковер вызвали за нецелевое израсходование драгоценной силы?
— Ишь чего, помирать он собрался, — прошамкал пращур. — Тебя сюда выкинуло вместе с силой, которая вернулась в Источник. Ты же с ней соединился, стал единым потоком. А обратно располовинить вас можно только здесь.
Значит, не умер. Уже хорошо. Видать, моя телесная оболочка валялась где-то на втором этаже Юсуповского дворца среди обломков и пожара, а враги и Денисов…
Хороший вопрос, что с ними стало.
— Все, пора и честь знать, — торопил меня дед. — Давай, полезай на дерево и вертайся в мир. А то завел привычку тут шастать как у себя дома.
Я усмехнулся.
— Так я же вроде и правда у себя дома. Это же наше родовое Древо…
— Поумничай у меня еще тут. Лезь. Я сказал! Мало времени у тебя, соколик. Мало!
Предки никогда просто так не вмешивались. И не говорили попусту. И если гнали прочь, значит, так было нужно. Я послушно полез на дерево и уже привычно принялся карабкаться по стволу и веткам, пока сияние огромного шара в небе не притянуло меня к себе…
Я распахнул глаза ровно в тот момент, когда шлепнулся на что-то твердое и мокрое. Очень мокрое.
— Гаврил, ну осторожнее! Героя же несем как-никак…
Осторожно, даже с опаской, я открыл один глаз и тут же булькнул носом в здоровенной луже. Очаровательное, должно быть, зрелище: полуголый парень в маскарадном одеянии, весь в грязи и кровище, развалился среди лужи.
Но лужа — это хорошо. Потому что во дворце луж не было. Да и воздух здесь был по-петербургски свеж…
— Я… Сам… — попытавшись приподняться, я снова рухнул.
— Э, нет, Михаил Николаевич, — донеслось сверху. Чьи-то здоровенные лапищи подхватили меня и понесли. — Вы после такого подвига точно на ногах не удержитесь, пока вас не заштопают.
Бестужев. Голос Бестужева.
— Не поверите, как я рад вас видеть, — улыбнулся я.
— Да мы уж тоже не рассчитывали застать вас в добром здравии. Однако госпожа Грасс сразу повела группу к вам. Успели в последний момент.
— Что с Денисовым? — первым делом спросил я. — Он жив?
— Жив, но плох. Очень плох. Им уже занимаются.
Ну, хотя бы выжил. Надолго ли — другой вопрос. Но парню сегодня досталось по полной программе. Оставалось надеяться, что Корф учтет героизм юного кандидата и похлопочет о лучших условиях.
— Аспиду взяли?
— Взяли, — кивнул Бестужев. — Всех пятерых, кто там был с вами. Красиво вы с Денисовым их разложили, почти валетом в направлении лестницы…
Стоп.
— Их было шестеро, плюс седьмой сбежал раньше. Шувалов.
— О Шувалове уже знаем и занимаемся вопросом. Далеко не уйдет — либо мы найдем, либо свои быстро избавятся.
Кто же все-таки смог уйти из здания? Вряд ли женщины, хотя они как раз могли и схитрить — та же Строганова была той еще темной лошадкой. Но я ставил либо на Воронцова, либо на Юсупова.
— Кого именно взяли? — спросил я, когда Бестужев бережно опустил меня на наспех сооруженные носилки. Рядом уже суетились лекари, обрабатывая особо серьезные раны и отправляя остальных по больницам.
— Меншикову, Голубеву, Строганову, Забелло и Воронцова.
Я стиснул зубы от злости и ударил рукой по асфальту.
— Юсупов ушел. Плохо. Он, судя по всему, был у них главным.
— Это нам еще предстоит проверить. Но вы не волнуйтесь, ваше сиятельство, — успокаивал меня дознаватель. — Сегодня мы с вашей помощью сорвали банк. Эти от нас уже никуда не денутся.
— Уверены? У таких громких фамилий много связей.
— Поверьте, ваше сиятельство. Эти уже не отбрехаются и не сорвутся с крючка, — Бестужев кивнул в сторону, и я проследил за его взглядом.
Возле фургона, охраняемого вооруженными до зубов сотрудниками, беседовали Корф и Великий князь Александр Константинович. Тот самый эпатажный менталист Романовых.
— Как видите, император имеет личный интерес к этому делу.
Видимо, его императорское величество решил отправить собственного менталиста, чтобы вскрыть головы заговорщикам. Разумно. Да и ранг Великого князя позволял надеяться, что он сможет вытащить из их черепушек все тайны.
— Значит, можно считать, операция удалась?
— Скорее да. Вышло гораздо громче, чем мы надеялись, но и такой вариант предусматривали. Так что… Все, что нужно, прикроют официальными заявлениями.
Я все-таки смог приподняться на локтях и увидел чудовищную и прекрасную картину одновременно. Величественный Юсуповский дворец, этот шедевр петропольского классицизма и жемчужина набережной, пылал, точно нероновский Рим. Стонали, обваливаясь, перекрытия, гудело пламя. К темному небу вздымались столбы искр.
Оплот разврата погибал почти по-библейски — в адском пламени.
И мне эта картина почему-то принесла лишь облегчение. Жаль только, что вместе с хоромами князя в небытие канули и возможные улики, которые могла оставить Аспида. Впрочем, их поиском у остальных заговорщиков теперь возьмутся дознаватели. И будут вынюхивать со всей кропотливостью — император-то наблюдает.
— Миша! — Сперва я не узнал в этом визге голос Ани Грасс.
Революционерка, байкерша, будущая психометристка и просто классная девчонка подлетела ко мне и сгребла в объятия. Ей выдали одеяло, чтобы прикрыть срам костюма официантки, и от него пахло стариной и плесенью.
— Живой! Живой! — словно не веря своим глазам, повторяла Анька. — Господи, я думала, что уже все… Что не успела…
Я неуклюже обнял ее, и, к моему изумлению, девушка разрыдалась у меня на плече.
— Ты сейчас своей тушью мне весь костюм перемажешь, — проворчал я, все же крепче ее обнимая. — Ты чего раскисла, злюка?
— Думала, что не успела…
— Да что мне сделается-то?
— Что-что? Склеп фамильный! — всхлипнула Грасс и наспех вытерла слезы. — Я бы не простила себе, если бы потеряла вас… обоих… там.
Она отстранилась, и я плотнее закутал ее в одеяло. Сам от слабости даже холода не чувствовал. Сила вышла из меня почти полностью — сейчас даже прикурить бы не смог. К слову об этом…
— Ань, дай сигарету. Я знаю, что у тебя есть.
Грасс молча протянула мне пачку и чиркнула зажигалкой.
— Я сама пустая. Неделю пластом лежать буду.
Я затянулся крепким дымом, глядя на догорающий дворец.
— Значит, мы, выходит, герои.
— Ага, — ответила Аня, привалившись ко мне. — Герои. Ну и комедия…
Говорить не хотелось. Мы просто глядели на огненную пляску и торжество стихии, пока резкий незнакомый голос нас не окрикнул.