— Предпочитаю, когда женщина раздевается сама.
— Фу! — Лида отпрянула от него. — Как можно жить без романтики?
— Не живу. Прозябаю, — с готовностью согласился Фризе. И поежился, вспоминая дни, проведенные среди бомжей.
— Я как увидела тебя, подумала: заносчивый столичный пижон.
— А потом?
— Разглядела глаза. Они у тебя добрые. И не клеился ко мне. Знаешь, Володя, натерпелась я от мужиков. — Лида рассказывала, а сама продолжала медленно, шаг за шагом, раздевать Фризе. — Даже когда в Союз писателей принимали. Я была совсем молодая. И красивая.
— Ты и сейчас молодая и красивая.
— Ладно тебе! Ты мне нравишься и без комплиментов. Так вот, приехала в Москву, на Всесоюзное совещание молодых писателей. Была первым кандидатом на прием в Союз, — рассказывала Лида с гордостью. — Жили мы в гостинице «Россия». И позвонил мне секретарь Союза. Такой слатенький и гладенький. Детской литературой занимался. Пригласил к себе в номер. Сказал: придешь — завтра получишь членский билет.
— Пошла?
— Посоветовала засунуть билет… Сам знаешь куда. А через день нам эти билеты вручил Михалков. Оказывается, решение о приеме в Союз было уже принято, когда слатенький меня в гости приглашал.
— Как же его зовут?
— Зачем тебе? Он уже давно не секретарь.
— Родина должна знать своих «героев».
— Узнай. Его фамилия Алексинский.
О писателе с такой фамилией Фризе ничего не знал. Но он мало читал современную литературу.
— Аминь! Забудем героев. Займемся героинями, — весело сказал он. И развязал поясок на ярком халате своей гостьи.
* * *
Утром Фризе проснулся от энергичного стука в дверь. В этом Доме так никогда не стучали. Если приходила дежурная позвать к телефону или кто-то из знакомых — пригласить на прогулку, стучали осторожно, словно боялись нарушить покой. А не дождавшись отклика, тут же уходили.
Сейчас стучали громко и настойчиво. И уходить не собирались.
Владимир осторожно, стараясь не разбудить Лиду, поднялся с кровати, накинул первое, что попалось ему под руку, — яркий Лидии халат.
У дверей стоял крупный молодой мужчина, из-за его спины выглядывали милиционер и дежурная.
— Владимир Петрович Фризе? — громко спросил штатский.
— Да. Не могли бы вы потише? — Фризе попробовал закрыть дверь, но гость уже заглянул в комнату.
Лида в это время проснулась и сонным голосом спросила:
— Володя, кто там?
— Милиция.
— Да? Разве мы нарушили Конституцию?
Штатский смутился:
— Вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
— Пожалуйста. Сейчас оденусь. А что случилось?
— Владимир Петрович, с Ирочкой Карташевой несчастье, — выглянула из-за широкой спины дежурная. Мужчина в штатском так свирепо взглянул на нее, что она стушевалась и виновато заморгала.
Фризе осторожно прикрыл дверь. Ему пришлось слегка отодвинуть гостя из милиции, который бесцеремонно заглядывал в номер, где не вполне проснувшаяся Лида разгуливала в неглиже. Наверное, искала свой халат. Владимир не стал задумываться над природой любопытства молодого человека. Чисто профессиональной — желанием разглядеть потенциального свидетеля — или желанием увидеть голую женщину.
— Ой! — воскликнула Лида, одновременно обнаружив и халат, и Фризе. — Неужели я выгляжу в этом халате так же нелепо, как и ты?
— Зато сейчас ты великолепна. Мент, по-моему, ослеп, пяля на тебя глаза.
— Поделом. — Лида сняла с Владимира халат, прижалась к нему всем телом. Шепнула: — Володя…
— С твоей подругой случилось несчастье.
— С Иркой? — Лидин голос прозвучал очень буднично. Словно она давно ожидала, что с приятельницей случится несчастье.
— С Иркой. — Фризе помог гостье надеть халат. И даже туго завязал поясок. — Меня, кажется, хотят допросить. А ты будь умницей.
Он быстро натянул на себя джинсы, футболку. Достал из письменного стола паспорт, визитные карточки — любое знакомство с властью начинается с документов. Без бумажки ты букашка! Старая, глубоко засевшая в сознании истина.
Пока он собирался, Лида стояла посреди номера, наблюдая за его действиями. И только после того, как Фризе ласково провел ладонью по ее щеке, спросила шепотом:
— Ее убили?
— У меня такое предчувствие.
Когда они вместе вышли из номера, милицейский в штатском, в одиночестве расхаживающий по коридору, мрачно сказал:
— Госпожа Протулис! Вы тоже далеко не уходите. Потом побеседуем и с вами.
— А до столовой? Это не будет слишком далеко? — любезным голоском поинтересовалась поэтесса.
— Не будет.
НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
— Дежурная открыла нам эту комнату. — Милиционер показал на номер, из которого накануне выехал критик Двориков. — Там и побеседуем. Не возражаете?
Окна комнаты выходили на север. В ней было прохладно. Пахло лекарствами.
Они сели друг против друга возле журнального столика с темной столешницей. Столешница носила на себе следы многочисленных выпивок — большие и малые круги от бутылок и рюмок наводили на мысль о том, что многие поколения обитателей номера пили не водку, а по крайней мере концентрированную кислоту.
Гость из милиции, не знавший особенностей литфондовской мебели, сел на уютный с виду диванчик. Теперь этот диванчик противно поскрипывал даже тогда, когда милиционер просто задавал вопросы.
Фризе сидел на стуле и думал о том, что вся его беседа с милиционером, которую записывал маленький магнитофон, поставленный на журнальный столик, будет идти под аккомпанемент этого скрипа.
Звали милиционера Леонидом Ивановичем. Работал он следователем в местном отделении внутренних дел и имел чин лейтенанта.
— Я веду предварительное дознание, — предупредил он Фризе, внимательно ознакомившись с его паспортом. — Следователь прокуратуры с минуты на минуту подъедет.
Владимир понял, что его предчувствие оправдалось. Прокуратура расследует убийство.
… Тело Ирины Карташевой обнаружили сотрудники патрульно-постовой службы, проезжавшие в три часа ночи по главной улице поселка, Большому проспекту. На пересечении с Морской, рядом с когда-то популярным, а ныне никому не нужным полуразрушенным кафе. Фризе почти каждый день проходил мимо него. Одному из патрульных померещилось что-то белое в кустах. «Уазик» подъехал поближе. Водитель включил дальний свет… Рядом с дорогой лежала женщина в белом платье. Тут же валялась мягкая кожаная сумочка.
Обо всем этом Леонид Иванович рассказал Фризе перед тем, как начал задавать вопросы. Не раскрыл только самого главного — как погибла Карташева.
Лейтенант медленно перелистал странички паспорта. Демонстративно сравнил фотографию с оригиналом.
— Отдыхаем?
— Стараемся.
— Залив нынче сильно зацвел, — словно бы извиняясь за главную местную достопримечательность, констатировал лейтенант.
Не дождавшись ответа, следователь нахмурился:
— Ваше место работы?
Фризе знал, что такой вопрос неминуем, и продумал ответ. Докладывать стражу порядка о том, что занимается частным сыском, он не собирался.
— В настоящее время нигде не служу.
— Безработный?
— По образованию юрист. Последнее время работал в еженедельнике «Сыщики и воры». — Он положил перед лейтенантом визитную карточку. — Еженедельник закрылся. Сейчас пишу книгу.
— Понятно. С Ириной Карташевой давно знакомы?
— Со дня приезда. Здесь, в Доме творчества, так мало обитателей, что все друг с другом знакомы.
— Карташева москвичка, как и вы.
— До приезда в Комарове мы знакомы не были.
— Понятно.
«Этим своим „понятно“ он меня достанет!» — подумал Фризе.