Юров переводил похмельный взгляд с одного мучителя на друго¬го, не издавая ни звука. Он силился решить далеко не шахматную за¬дачу: кто они и как сюда попали? Кто сейчас — король, а кто — пешка? «Милиция или жульё?» — тупо соображал Юров, и в тех, и в других он видел равную опасность. Милиция даже предпочтительнее, они не будут бить, а другие методы у него не проходили. «Жульё!» — решил он, окончательно придя в себя.
- Какие бабки, ребята? Я не помню уже, в каком году последнюю зарплату получал! — взмолился он, искусно вызывая искренние слёзы.
- Те бабки, которые тебе оставила твоя сожительница! Она тебе больше не доверяет и велела нам забрать у тебя башли на сохранение, понял? Выкладывай! — сказал насупленный Москвич.
- Не пью, не курю... — начал Юров жалостливо, но Москвич нанёс сильный удар в солнечное сплетение, и Юров поперхнулся, судорожно хватая воздух золотыми челюстями (подарок В. А.!).
- Ким, волоки мокрое полотенце, будем душить эту падлу! —распорядился Москвич.
К утру, после жестоких побоев с последующим отмачиванием в холодной ванне и вливанием дозы коньяка, его предупредили: «Просто так отсюда не уйдём. Или с деньгами, или задушим!»
Если бы Юров не был поклонником шахмат, то и тогда бы он из¬брал единственный ход — ход конём: «Придётся отдать четвертинку, наверное... Таких не проведёшь, убьют и не перекрестятся», — зако¬лебался он.
Сожительница Вероника Аркадьевна отбывала только первый год из десяти, провозглашённых приговором. Она предпочла доверить все сберкнижки «на предъявителя» своему ненадёжному сожителю Юрову, чем подвергнуться конфискации. Она поверила его истовым клятвам с порывами резать вены, хлебать уксус, ждать её хоть десять, хоть даже сто лет. Юров же не ставил себе такой сверхзада¬чи — ждать Веронику десять лет, зато проживать по два инженерских оклада в месяц он мог позволить себе все эти десять лет, выде¬ляя себе на представительские цели вроде премиальных – для охмурения очередной жертвы.
Тщеславие погубило многих лучших людей человечества, что уж тут говорить о рядовом солдате совторговли Веронике Аркадьевне, ко¬торая, теряя чувство самосохранения, стала понемногу хвастать перед сокамерницей, как она любима и как он на себя едва не нало¬жил руки, когда её отняли у него. Так понемногу она выложила всё: кто есть он и кто была она. Рас¬паляясь во гневе, она честила его, называя своими именами: бич, бат¬рак, сутенёр, аферист. Впадая в лирическое настроение, Вероника Ар¬кадьевна обмолвилась, что он обещал ждать и, самое важное, — слать! А откуда бичу иметь, чтобы слать? Да ещё и все десять лет!
Сокамерница не держала в руках колоды из сберкнижек, как это удалось Веронике Аркадьевне, она больше имела дело с колодой обыкновенных карт. Но как мошенница обрела быстрый ум и знание людской психологии. Она сделала выводы, и по обратной связи на во¬лю ушёл сигнал.
Сигнал материализовался в двух громил (Сергей не в счёт), явив¬шихся ночью пред похмельные очи блаженствующего в чужой квартире и постели Юрова...
- Москвич, давай отправим его в космос, и все дела, - переговаривались, как на работе, липовые Ким с Москвичом, не обращая внимания на утробные стоны Юрова, его рот был завязан мокрым полотенцем.
Сергей молча наблюдал жуткую картину. Он видел уже себя на месте этого несчастного... «У человека нет денег, но они ему не верят и, наверное, убьют...
А свидетелей всегда убирают. Значит, на очереди у них буду я...» — приходил он к выводу.
Отправку Юрова в «космос» организовали быстро, поменяв местами с люстрой. Люстру сняли с крюка и положили на кровать, а Юрова повесили на этот самый крюк вниз головой. Устав от трудов, Бес и Капа сели к Сергею за стол. Остальное должно было доделать время.
Если бы Юров не выпил вечером целую бутылку... Если бы он за всю свою беспутную жизнь не выпил ни единого грамма вообще, а это был бы уже не Юров, то и тогда, с его нервной и впечатлительной на¬турой и в его возрасте, разве мог он выдержать такое — висеть вниз головой, хотя бы и за значительную сумму? Юрову казалось, что се¬годня он умирал и воскресал не менее десятка раз и что чернее се¬годняшнего дня в его жизни не было, и он может себе позволить от¬дать извергам одну книжку, что составляло четвертинку Вероникиного, а теперь и его запаса на чёрный день.
- Отпустите, — прохрипел он, став багрово-лиловым, — я отдам вам сберкнижку...
- Не спустим, пока не скажешь. А ты подумай: зачем тебе бабки мёртвому?