- Он вам родной? - спросил старик.
- Это с какой стати? - почти обиделся Егоров. - Я из уголовного розыска.
- А-а, ну, это другое дело.
Егоров думал, что старик, узнав, кто он такой, проникнется к нему особым почтением и станет извиняться, что еще не заморозил аптекаря. Но старик, напротив, утратил к Егорову всякий интерес, выяснив, что он не родственник аптекарю.
- Ищите его, где он тут лежит, - показал старик на весь подвал. И зажег еще одну лампочку. А потом еще одну.
Подвал оказался громадным.
- Где же его тут найдешь? - растерялся Егоров и поежился.
Здесь, казалось, даже холоднее, чем на набережной. И все-таки откуда-то шло, должно быть, тепло. Нет, это просто было душно.
- Они как же у вас тут, по номерам? - спросил Егоров, стараясь не показать растерянности.
- По номерам? - засмеялся с дребезгом старик. - Да разве на них наберешься номеров? Их вон сколько тут напихано, накладено! Видимо-невидимо. Ужас...
Однако ужаса старик, должно быть, не испытывал.
Ужас испытал Егоров. Он почувствовал, что его опять подташнивает, как тогда. И от лампочек-в углах шевелятся тени. Кажется, что здесь не только мертвые, но притаились и живые. И эти живые в сговоре со стариком. В сговоре против Егорова. Вот они сейчас его погубят. Очень хитро и страшно погубят.
Егоров пошел к дверям.
А может, ему в самом деле уйти и сказать, что аптекаря не нашли, не могли найти? Пусть придет сюда Воробейчик, если он так любит над всеми подфигуривать. Или Зайцев. Или кто-нибудь еще, кто хочет. Даже зарплату не платили, а уже посылают куда-то.
- Вы что это, вроде как робеете? - вдруг с ухмылкой посмотрел на Егорова старик.
И весь позор вчерашнего дня снова встал перед Егоровым. И позор этот повторится.
- Отчего это я робею? - не сразу, а переведя дыхание, спросил Егоров. Ты не робеешь, а я робею?
- Мне-то уж чего робеть, - опять ухмыльнулся старик. - Мое дело такое, что мне робеть не полагается. Но многие, я замечаю, робеют. Даже из вашего этого самого... из сыскного, словом.
- Я не из сыскного, - твердо и с вызовом сказал Егоров. - Я из уголовного розыска. Сыскное - это при царе было. Ну-ка, давай показывай, где у тебя самые свежие, кого, допустим, вчера привезли...
- А я их не отбираю. Это не ягода. Вы сами тут разбирайтесь. Мне за отбор денег не платят...
Егоров на мгновение снова растерялся. Как же он тут разберется сам? Ни за что ему не разобраться. Но его внезапно осенила счастливая мысль.
- Тебе ведь, отец, еще вчера приказали заморозить аптекаря. А ты чего делаешь? Чего ты тут выясняешь, кто робеет и кто не робеет? Тебя поставили на дело - делай, а нечего дурочку разыгрывать! Я ж тебе говорю, что я не из шарашкиной конторы, а из уголовного розыска. Показывай мне, где тут аптекарь...
- Пожалуйста, глядите, - вдруг действительно оробел старик. - Давайте вот этого сымем. - И он потянул за ноги мертвеца, лежавшего первым от края. - Женщин тревожить не будем, а мужеский пол оглядим. Не этот? Глядите...
Глядеть на это было самым трудным для Егорова. Но он глядел.
- Нет, не этот.
- Ну, тогда зайдемте с этого краю, - предложил старик, потирая будто озябшие руки.
Егоров не считал мертвецов, но, пожалуй, не менее двадцати перебрал их старик, пока Егоров угадал:
- Вот этот.
Это был действительно аптекарь. И сейчас, как тогда, Егорову, мельком взглянувшему на него, опять стало плохо.
"Только бы снова не сыграть дурака, - быстро подумал он и привалился плечом к каменному столбу. - Не упасть бы тут при старике. А то просто позор будет. Просто позор..."
Но старик уже не глядел на Егорова. Он, как бревешко, поднял аптекаря и понес к той высокой нише, где лед.
Как благодарен был Егоров старику за то, что он не попросил помогать ему!
Однако, дотащив аптекаря до ниши, старик закричал:
- Ваше здоровье, молодой человек! А ну-ка, давайте вдвоем закинем его!
Егоров никогда не смог бы вспомнить, как это произошло. Но он все-таки собрал в себе силы, заставил себя взять аптекаря за каменно-холодные ноги, и, чуть качнув, они уложили его на лед.
- Большое спасибо, - сказал Егоров старику.
Бодро, твердо сказал. И пошел из подвала.
- И вам спасибо, - ответил старик. - Это наше дело - призревать усопших. А как же! Каждого надо устроить куда надлежит...
Егоров вышел из подвала, и силы, казалось, оставили его. Коленки дрожали. Но все-таки он прошел весь двор. И только у забора остановился.
Не мог дальше идти, навалился на забор. Тошнит, и в глазах темно. И отчего-то хочется плакать. И страшно: вдруг кто-нибудь увидит его тут... Что это, молодой человек, покойников, что ли, испугались? А сколько вам лет? Зимой будет восемнадцать. А где вы работаете?