— Это уж ты глупенький-то! — Девочка надулась. — Не буду тебя любить!
— Вот как! Это почему?
— А ты… ты, ведь, хотел привезти железную доро-о-огу! И еще зайчика… Разве ты обманщик?
— Я был сердит на твою маму, — вывернулся Геник. — Я хотел, чтобы тебя назвали Варей, а она меня не послушала.
— Варя — это у кухарки, — заявила девочка, подступая ближе. — Она рыжая. А я Оля!
— Ну, вот. Но теперь я уже перестал сердиться. И знаешь, что я придумал?
— Нет! Какую-нибудь дрянь? — осведомилась девочка.
— Ай, какой стыд! Кто тебя научил так говорить? Вот скажу маме непременно, что учишься у Вари…
— Я не учусь! Это папа так говорит, — хладнокровно возразила племянница.
— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! — продолжал укоризненно покачивать головой Геник.
— Ну — я не буду! Ну — скажи, что? — приставала девочка.
— А ты любить меня будешь?
— Да-а! — Оля утвердительно кивнула головой и, подойдя к Генику, сложила свои розовые пальчики на его большой сильной руке. — Ну, скажи же, скажи!
— Мы, — торжественно заявил Геник, — поедем с тобой на настоящей железной дороге!
— В Италию, — с восторгом подхватила Оля, и глаза ее мечтательно расширились.
— В Италию! Мы возьмем с собой маму м… м…
— Мы еще возьмем… возьмем вот кого! — Оля задумалась. — Мы возьмем всех, правда? И маму, и Варьку, и Ганьку, и француженку… Нет, француженку не нужно! Она злая! Она все жалуется, а папка ее очень любит за это!..
— Вот как! Ну, мы ее тогда… оставим без обеда!..
— Во-от. Так ей и надо! — Девочка с нетерпением смотрела на Геника. — Мы едем в Италию!
— Нет! — печально вздохнул Геник. — Я и забыл, что мне нельзя ехать.
— Ну-у?! — Оля недоверчиво и огорченно раскрыла рот. — А почему нельзя? а?
Ее подвижное личико надулось, и губы обиженно задрожали, приготовляясь плакать. Геник погладил ее по щеке и сказал:
— Я пошутил, Оля. Ехать можно, только надо купить летнюю шляпу.
— Вот такую, как у папы, — озабоченно заметила девочка. — Белую. А ты был в Италии?
— Был. Только там шляпы лучше папиной!
— Да-а, как же! У папы всегда лучше, — заявила племянница и вдруг даже подпрыгнула от радости.
— Сережа, едем! — закричала она, хлопая в ладоши. — Скорее! Я дам тебе папину шляпу — вот!
Геник привлек девочку к себе и поцеловал ее в сияющие глаза.
— Не надо, Оля, — сказал он печально. — Мама узнает, будет бранить Олю!
— Мамы нет, Сережа! Она у художника — знаешь? Плешивый!..
III
Геник не успел открыть рот для ответа, как белое платье девочки уже замелькало по направлению к дому. Через несколько мгновений топот ножек затих.
Тогда он достал из бокового кармана нумер вчерашней газеты и развернул ее, смоченную потом. Сразу как-то назойливо бросилось в глаза объявление табачной фабрики с массой восклицательных знаков.
«Вызвали наряд городовых, — думал он, чувствуя, как им овладевает мелкая нервная дрожь, сменившая возбуждение. — По улицам расставили шпионов. По углам сторожат конные жандармы. Телефон работает…»
Где-то, вероятно на соседнем дворе, шарманка заиграла хрипящий, жалобный вальс. Солнце поднялось над соседней крышей и заглянуло в глаза Генику. Маленькая, вертлявая птичка запрыгала по аллее и вдруг испуганно вспорхнула, увидев человека, одетого в черное, с бледным лицом. Геник проводил ее глазами и насильно усмехнулся, вспомнив Олю. Затем встал, провел рукой по пыльному лицу и огляделся.
Стена имела не менее сажени в вышину. Она охватывала сад, находившийся в задней части двора, с трех сторон. Было странно, как мог он перескочить ее без посторонней помощи. Это произошло мгновенно; как будто какой-то вихрь поднял его тело и перебросил по эту сторону. Во всяком случае, нечего было и думать повторить снова эту штуку. Всматриваясь пристальнее в глубину сада, он заметил в отдалении легкие просветы, сквозь которые можно было видеть маленькие кусочки мощеного двора и угол каменного, многоэтажного дома.
Он снова сел и только тут заметил, что его одежда носила явные и свежие следы кирпича и извести. Схватив горсть влажной травы, он начал поспешно приводить себя в порядок, затем развернул газету и напряженно, до боли в глазах, стал вглядываться поверх ее страниц в темную глубину сада.
IV
Кровь постепенно отхлынула от сердца, но пульс бился по-прежнему неровно и часто. Странный, колющий озноб пробегал по его ногам, несмотря на июльскую жару.
Цветочная клумба пришла в движение. Немилосердно комкая дорогие цветы, белое платье Оли пронеслось вихрем и остановилось перед Геником. Лицо девочки сияло восторгом блестяще выполненной задачи: большая отцовская шляпа широким грибом покрывала ее густые русые волосы.