— Почему же, товарищ Заикин, — спросил, преодолевая себя, Григорий Наумович, — в колхоз не вступаете?
— А на кой мне туды? — встрепенулся русский мужик по имени Прохор Заикин. — Мне советская власть землю дала? Дала! Да я за свои двадцать десятин всю гражданскую прошёл до Перекопа! Две раны, контузия... За что я воевал? За землю свою. За декрет Ленина! В ём написано: землю — крестьянам! Идём дале. Может, я налоги не плачу? Может, не сдаю государству, что мне фининспектор положил? Да пусть Сёмка скажет, партейный секретарь! — Не поднял от пола головы Семён Иванович Воронков. — Вот вы, товарищ Каминский, большой человек нынче, с Москвы. Колхозы ваши чего — не добровольно дело? Хочу — иду. Хочу — нет. Так в газетах пропечатали, и товарищ Сталин сказал. Али не добровольно?
— Добровольное...
«Добровольное», — сказал тогда Григорий Наумович, презирая себя.
Декабрь 1917 года
...Смолкли аплодисменты в Народном доме, и Каминский продолжал:
— Теперь вопрос о голоде, о хлебе. Советская власть везде, где она утверждена, ввела хлебную монополию. И разве наш Совет двадцать восьмого ноября, правда под неимоверным нажимом большевиков, не принял резолюцию о хлебной монополии? И что же?
— Действительно, и что же? — закричали из зала.
— А то самое! — В голосе Каминского звучала непримиримость. — Продовольственный комитет, которым руководят меньшевики, эсеры, саботирует резолюцию Совета! У них, видите ли, руки не поднимаются на экспроприацию зерна у буржуазии! По существу, они действуют по инструкциям свергнутого Временного правительства!
В президиуме вскочил Дзюбин:
— Большевики захватили власть за три недели до созыва Учредительного собрания и тем самым прервали мирное развитие революционных преобразований в России!
Зал наполнился шумом, криками:
— Позор!
— Политические авантюристы!
— Долой большевиков!
Руки Каминского с такой силой сжимали края трибуны, что побелели пальцы.
«Успокойся! Успокойся, любимый!» — говорила ему взглядом Ольга Розен.
— Криками и истериками делу не поможешь, — сказал он, когда установилась относительная тишина. — Однако сделаем вывод из создавшегося положения. Бездействие Продовольственного комитета и привело к тому, что мы сейчас имеем: анархия в городе и деревне, недовольство масс, возможность голодных бунтов.
— Правильно! — закричали в зале.
— Саботаж!
— Надо действовать!
Каминский поднял руку. Шум продолжался несколько минут.
Константин Александрович Восленский спросил из президиума:
— И что же вы предлагаете?
Григорий Каминский медлил... В зале установилась полная тишина.
— Наши предложения конкретны. — Голос был твёрд и уверен. — Жёстко и неуклонно проводить в жизнь резолюцию о хлебной монополии. Реквизиция всех хлебопекарен и мельниц! Никакой частной торговли хлебом! Конфискация зерна в помещичьих усадьбах и у крупных землевладельцев!..
— Это насилие! — крикнули из зала.
— Только так мы справимся с голодом, — продолжал Каминский, — и накормим рабочих и беднейших крестьян...
— Да сами крестьяне не примут вашей варварской программы! — перебил Сергей Родионович Дзюбин. — Грабить одних землевладельцев, чтобы накормить других!
— Там, где советская власть проводит в жизнь наш Декрет о земле, — уже кричал Григорий, перекрывая шум зала, — крестьяне в массе своей — с нами! От имени большевистской фракции я заявляю: все труднейшие задачи революции, стоящие перед нами, и первая из них — вопрос о голоде, — может решить только сильная однородная власть!.. — Зал замер. Ни одного движения. Люди затаили дыхание. — И это — советская власть!
Шквалом сорвались аплодисменты, выкрики одобрения, в которых тонули протесты. Наконец всё стихло.
— Поэтому, — продолжал Каминский, — большевистская фракция со всей решительностью снова ставит вопрос о переходе власти в Туле и Тульской губернии к Совету!
Опять — шум, выкрики, аплодисменты. Многие повскакивали с мест.
— За здравствуют Советы!
— Вся власть народу!
В президиуме Дзюбин и Восленский тихо и быстро переговаривались между собой...
Собравшиеся в зале Народного дома неохотно успокоились.
— Резолюция о переходе всей полноты власти, — сказал Каминский в тишине, полной грозового напряжения, — нашей рабочей группой подготовлена. Голосование будет поимённым...
— Вы навязываете свою волю силой! — закричали в зале.