Отдав распоряжения, комкор проводит краткий разбор боев. Достается всем в основном за плохое применение огня и слабую маневренность во время атак.
— Некоторые даже позволяют себе отдых в самом начале наступления. — На слове «отдых» Родин делает нажим и смотрит в мою сторону.
Намек — более чем прозрачный. Но за ложкой дегтя следует ложка меда. Отмечается ряд удачных действий бригады и героизм наших танкистов. При этом Николаев выразительно подталкивает меня слева, Румянцев — справа.
А вот следующие слова командира корпуса для меня равносильны ушату холодной воды.
— Хоть ты и именинник, — заявил Георгий Семенович, — но танки, взятые у Румянцева, вернуть ему.
— Как вернуть? — Я встаю с места. — Тогда у меня совсем ничего не останется…
— Вернуть все до одного! — обрывает Родин, затем с ноткой таинственной торжественности добавляет: — С утра, товарищи, ждите помощи. — И поднимает руки, сдерживая наше любопытство.
В заключение комкор кратко информирует нас о положении в целом 62-й армии. Мы узнаем, что в центре ее позиций идут не менее ожесточенные бои, чем у нас. Неприятель стремится расширить прорыв, но 13-й танковый корпус полковника Танасчишина и 33-я гвардейская стрелковая дивизия отражают его атаки.
Наконец совещание заканчивается, и мы расходимся.
Выходя из сарая, Румянцев шутливо подталкивает меня:
— А ты уж, наверно, мои машины совсем прикарманить хотел? Не выйдет.
— Скажи, что у вас тогда произошло с Родиным? — интересуюсь я.
— Э-э… — Федор Васильевич передергивает плечами. — Всяко случается. Ну, ни пуха…
Козыряет и скрывается в темноте. Я в свою очередь поднимаю руку и только тут спохватываюсь — фуражку-то забыл. Приходится вернуться.
В сарайчике, когда я переступил порог, шел оживленный разговор. Слышались голоса Андреева, Пошкуса.
Заметив меня, Родин жестом приглашает сесть.
— Вот послушай, как я к представителю Ставки ездил. — И начал рассказывать.
Это случилось днем. Со своего НП командир корпуса наблюдал за второй атакой. Хотя пробить оборону врага не удалось, по некоторым признакам Георгий Семенович догадывался, что сопротивление противника слабеет. О том говорил и беспорядочный артиллерийский огонь, и внезапный прорыв танков Довголюка, и пыль на дорогах в тылу неприятеля. Вскоре разведка подтвердила это предположение: кое-где гитлеровцы начали эвакуировать штабы и подсобные службы подальше от переднего края. Тогда-то Георгий Семенович и решил нанести третий удар. Но тут приехал командир из штаба 1-й танковой армии и сообщил, что комкора срочно вызывает в Калач представитель Ставки Верховного Главнокомандования.
Родин задумался. Уехать, когда наметился успех? Но тогда третьей атаки он организовать не сможет. А если задержать ее, противник успеет перегруппироваться, закрепиться, и тогда уж сбить его будет труднее.
Ситуация возникла оригинальная. Ведь вызывал не кто-нибудь, а представитель Ставки. Неподчинение ему могло рассматриваться как саботаж. И все же в конце концов Георгий Семенович решил остаться.
— Доложите, что я прошу назначить другое время, — заявил он приехавшему командиру. — Сейчас у корпуса наметился успех, и мы должны использовать его.
Через час в корпус явился заместитель командующего 1-й танковой армией генерал-майор Новиков. Выяснив обстановку, он, не сказав комкору ни слова, сел в машину и уехал.
После этого, организуя третью атаку, Родин и приехал в 39-ю бригаду. Тогда-то под горячую руку досталось Румянцеву.
А затем, отдав нужные распоряжения, усталый, терзаемый противоречиями, Георгий Семенович сидел в окопчике и, глядя на карту, прикидывал в уме возможные варианты развития атаки. А мысли нет-нет да и возвращались к разговору с посыльным танковой армии. Как-то он доложил представителю Ставки и как тот отнесся к отказу явиться по вызову?
Задумавшись, командир корпуса смотрел на карту отсутствующим взглядом, как вдруг над головой послышался встревоженный голос адъютанта:
— Товарищ полковник, начальство…
Родин поспешил выбраться из окопчика.
К нему уже подходили несколько человек. В одном из них, высоком, массивном, Родин узнал представителя Ставки генерал-полковника А. М. Василевского. За ним шли генерал-майор К. С. Москаленко и бригадный комиссар В. М. Лайок.