— Чем будете танки противника встречать?
— Связками гранат, — без запинки отвечает спрошенный.
— А где у вас связки?
— Так мы думали это просто учебное занятие. А связать их недолго.
— Не просто приготовьте связки, — поучает командир. — Привяжите к палке несколько камней, чтобы по весу примерно связке гранат равнялись, и тренируйтесь в бросках. Кто дальше и точнее бросит, тот и победитель. А мне потом доложите.
Прошло немного времени, и вот уже звонкий голос Суха слышен на правом фланге:
— Третий взвод, почему отстаете? Скоро противник в атаку пойдет, а у вас окоп не готов. А где у вас бутылки с зажигательной смесью? — И к командиру роты: — Сделайте в батальон заявку на необходимое количество бутылок.
Тогда Иван Акимович выглядел таким воодушевленным, так сумел заинтересовать всех, от командиров до бойцов, что я просто радовался его энергии, выдумке, а больше всего тому, что бригада приобрела такого опытного командира.
И вот теперь как будто подменили человека.
— Что с вами, Иван Акимович? — осведомляюсь я с тревогой. — Не больны ли?
— Физически я здоров, товарищ полковник, а душа болит. Потери несем большие, и главным образом от бомбежек. А что делать? Укрыться негде, как говорят: «степь да степь кругом».
— Каково настроение бойцов? — интересуется Прохорович.
— Бойцам — что? Они за людей не отвечают. Командирам же и за себя и за людей больно. А больше всего горько оттого, что изменить ничего не можем.
На правом фланге застрочил пулемет, ему ответили автоматы.
— Узнай, что там в первой роте! — отрывисто бросает Сух телефонисту.
Через минуту тот докладывает:
— Фрицы стреляли по нашему дозору во время смены. Потерь нет.
— Ладно…
— Ну-ка, где у тебя роты? — спрашиваю Ивана Акимовича. — Надо сходить туда.
Комбат расстегивает планшет, водит пальцем по карте:
— Вот тут первая рота, здесь вторая. — Третья — в резерве. Куда пойдете?
Прохорович с комиссаром батальона идут во 2-ю роту, мы с Маслаковым — в правофланговую, 1-ю.
Минуем танки, замаскированные травой. Маскировка эта так, больше для успокоения совести. В степи с воздуха машины отлично видны противнику, но иных средств, кроме травы, чтобы укрыть их, нет. В землю зарывать — много труда и времени, к тому же мы не обороняемся, а наступаем.
Командир 1-й стрелковой роты лейтенант по фамилии, если мне память не изменяет, Егоров отдыхает у стога соломы. На белобрысой голове загрязнившийся бинт с подсохшим кровяным пятном. Белки глаз красные. Слушая, Егоров нагибается, приближая левое ухо.
— Что с вами?
Лейтенант понимающе кивает головой:
— Вы про глухоту мою? Правое ухо отказало после вчерашней бомбежки.
— Врачу показывались?
Егоров небрежно машет рукой: дескать, не до этого.
Сопровождать нас на передовую он выделяет двух бойцов. Один — маленький, щуплый, другой — высокий, широкогрудый и с усами. Двое они являли такой контраст, что я не удержался от улыбки. По-своему поняв; меня, высокий баском шутливо заявляет:
— Так то ж промашка военкомата, товарищ комбриг. Разве детей можно на фронт посылать.
Приятель его, тоже человек не без юмора, деланно хмурится:
— Ты не очень-то ростом кичись. В бою — это еще не преимущество.
— О! — Высокий добродушно усмехается. — Товарищ комбриг, вы на него внимания не обращайте, вся мелкота свои мозоли бережет.
— А ты не наступай, — вмешивается в разговор Маслаков. — Вон битюг какой, не то что мозоль, ногу отдавишь.
Чтобы прекратить эту беззлобную дружескую пикировку, я предлагаю:
— Давайте трогаться. Времени уже много.
Шагов через пятьдесят пришлось ложиться и ползти по посевам. До передовой добрались без приключений.
— Сюда, товарищ комбриг, — слышу голос.
Над небольшим окопчиком вижу две каски, два молодых давно не мытых лица, две пары спокойных глаз. У одного бойца, что постарше, горло повязано платком.
Сваливаюсь в окопчик, повернуться в нем с моей комплекцией трудно. Да и мелкий. По соседству — такие же, и над ними возвышаются каски.
— Неважное у вас укрытие, хлопцы, — говорю. — Надо рыть глубже. А из этой ячейки и стрелять неудобно.
— Надо бы, товарищ полковник, — отвечает тот, что с повязкой на горле, — да авиация мешает. Но мы и сами уже решили углубить.
— А как вообще дела? На питание жалобы есть? Или еще на что?
— По части питания все нормально. Если бы вот он, — боец с перевязанным горлом кивнул на соседа, — не скулил, жить бы да жить.
— А что такое? Чем товарищ недоволен?