За четыре года он закончил начальную школу и поступил в Государственную школу Йозефа Пилсудского. Со школой ему опять повезло. Она считалась лучшей в городе, и еврейских детей туда принимали. Преподавание общеобразовательных дисциплин велось на польском языке, католики и евреи разделялись только для проведения уроков по религиозным дисциплинам.
Евреи в школе были в убедительном меньшинстве. Отношения между христианскими и еврейскими детьми были вполне отчужденными, хотя время от времени происходили и столкновения. Любопытно, что классы в школе разделялись на подгруппы в зависимости от уровня учеников. Освальд и его брат попали в лучшую подгруппу. Отношения у Освальда с одноклассниками были теплыми. Возможно, что это мое личное заблуждение, но мне всегда казалось, что антисемитизм находится в прямой зависимости от культурного и интеллектуального уровня: в группе, где учился Освальд, были дети из самых культурных польских семей города. Так или иначе, ни Освальду, ни его двоюродному брату не приходилось драться, защищая свое мальчишеское достоинство. К тому же Освальд вообще не дрался — это было не в его характере. Надо заметить, что родной брат Освальда, Арье, тоже не чувствовал антисемитизма. Первое соприкосновение с этой темой произошло, когда его не приняли в группу скаутов как еврея.
Освальд, пожалуй, столкнулся с антисемитизмом еще позже. У него были приятели-поляки. Правда, близких друзей среди поляков в то время у него не было. Зато один из его польских приятелей, сын польского офицера-кавалериста, сам того не ведая, сослужил ему незабываемую службу. Отец его, полковник польской армии, держал манеж, и в этом манеже Освальд вместе со своими одноклассниками дважды в неделю занимался верховой ездой. Занятие это, сугубо нееврейское, чрезвычайно нравилось Освальду, и он несколько лет практиковался в этом аристократическом спорте. Прошу обратить внимание!
Оба сына сохранили в памяти военно-романтические рассказы отца о его службе в армии. Это была одна из лучших ролей его жизни — солдатская. Ему, военному романтику, вероятно, труднее, чем остальным членам семьи, было принять моральное крушение его идола — великолепной немецкой машины, которая через несколько лет перемолотила жизнь его и еще шести миллионов его соплеменников… Так и двоится в памяти сыновей эта картина: бравый, независимый и веселый вояка и неудачливый неврастеник в безнадежных долгах…
При огромном множестве идей, которые постоянно роились у него в голове, он оставался, скорее всего, «человеком воздуха», как определил когда-то этот человеческий тип Шолом Алейхем. Родители довольно часто ссорились, и обычно причиной их ссор была как раз неспособность Элиаса толково вести свои дела. Он постоянно влезал в долги, запутывался в них, не мог вовремя расплатиться, а в критические моменты искал помощи у жены или ее родственников. При этом он легко впадал в истерику, малодушничал. Однажды во время такой вечерней ссоры дети услышали, что отец грозит пойти и утопиться, если мать не одолжит для него денег у какого-то знакомого, которому отец и без того был должен. Сцена эта запомнилась обоим мальчикам.
При всем при том старшие Руфайзены были дружной парой, они гордились своими детьми, особенно талантливым Освальдом, строили планы относительно их будущего. Внешне мальчики были очень похожи друг на друга, особенно в детстве и юности,— если судить по фотографиям. Они любили друг друга, уважали, тем более что при их внешнем сходстве различия были таковы, что делали их друг другу интересными: у Арье всегда были замечательно умные руки, и железо и дерево легко его слушались, Освальд, как считалось, превосходил брата интеллектуально, но это никогда не вызывало ни раздражения, ни ревности. Словом, отношения их с детства до самой смерти Освальда, несмотря на разные пути, по которым они пошли, оставались самыми теплыми. После возвращения Освальда по окончании школы домой отношения братьев стали еще более близкими. У них появились новые общие интересы, а в семейных разговорах возникла новая тема — Палестина.
Братья Руфайзен вступили в Акиву — молодежную сионистскую организацию. Ежевечерние посещения кружка стали теперь центром их жизни.