— Идем, Мыро, — сказал Осман.
Миро шагнул к воротам, но остановился — ноги были словно налиты свинцом, подкашивались, тело нестерпимо ломило, голова кружилась — сказывались муки этого долгого, бесконечного дня. Он тупо посмотрел на тело деда Арута, но в темноте разглядел только подошву неестественно вывернутой ноги в кружочке лунного света, пробивавшегося сквозь ветви деревьев... Никаких мыслей — одна пустота, черная страшная пустота, словно его выпотрошили... Зачем его оставили в живых? Кажется, он сам умолял об этом, чтобы задушить Османа. Миро пошевелил за спиной занемевшими пальцами связанных рук, острая отрезвляющая боль от врезавшихся веревок пронзила все тело. Он сморщился, посмотрел на Османа, терпеливо, с неизменной своей дьявольской ухмылкой дожидавшегося его в двух шагах, всего в двух шагах. Ах, разгадал меня, мерзавец... И, конечно, он не даст придушить себя, как котенка. Что же получилось, Миро? Ты вымолил себе жизнь — для чего? Чтобы этот турок стоял в двух шагах от тебя и ухмылялся в усы?.. Стыд и бессильная ярость обожгли его. Не помня себя, Миро пригнулся и ударил Османа головой в живот с такой силой, что тот отлетел на несколько шагов и грохнулся навзничь. Не вставая, крикнул подскочившим к Миро аскерам:
— Не убивать этого негодяя. Он мне нужен живым!
Изловчившись, Миро хотел было накинуться на одного из аскеров, но тот увернулся, и Миро упал лицом вниз, быстро перевернулся на спину, чтобы удобнее было бить ногами. Аскеры набросились на него и стали избивать — били нещадно, зло, остервенело, топтали сапогами, били прикладами. Миро яростно отбивался ногами, решив умереть здесь же, у порога своего дома, чтобы смыть позор; не чувствовать этого опаляющего душу стыда и унижения, пережитого только что! Бить, отбиваться, драться ногами, головой, зубами — в конце концов надоест же им возиться с ним, и они прикончат его. Но нет, они решили оставить его в живых, он нужен Осману.
— Я сказал, не убивать! Он должен жить, — приказал Осман. Но этих слов Миро уже не слышал...
Когда открыл глаза, на чистом небе ясно и бездумно светило весеннее солнце. Он повернул голову, пытаясь понять, где находится, и увидел Османа. Тот сидел на камне и... опять улыбался, приоткрыв плотный ряд зубов.
— Ну, как себя чувствуешь, Мыро?
Миро не ответил, отвернулся и охнул от тупой, саднящей боли в затылке.
— Ты мне нравишься, Мыро, ты смелый... Они хотели тебя убить, но я не дал. Мы на полпути к Тагаванку. Там и отпущу тебя на все четыре стороны, Мыро, даже золота дам, потому что я всегда любил смелых людей.
Миро машинально прислушивался к болтовне Османа, не вникая в смысл слов. Какое-то тупое безразличие сковало его мозг, душу, все его существо, он отрешенно смотрел на чистое, без единого облачка, синее небо и лениво думал о том, сколько же ему еще предстоит лежать вот так, погруженному в блаженную лень...
Солнце уже поднялось к зениту, когда неожиданно послышался далекий выстрел, отдавшийся в горах. Порывом ветра донесло запах гари. Это вывело Миро из состояния тупого безразличия, он рванулся и сел, удивленно огляделся по сторонам.
— Мыро, пора двигаться, скоро темнеть начнет.
Они были здесь вдвоем; аскеры, как видно, заняты грабежом в селе. Это, конечно, выгодно Осману: не хочет делиться с ними своей добычей — золотом. Что же, это и мне выгодно... И опять вчерашняя мысль — наброситься на Османа и убить — засела у него в голове. Но как, как это сделать? Руки крепко связаны за спиной. Ах если бы...
— Осман, сколько ты мне дашь золота?
Осман задумался, пытливо поглядел на него.
— Я не знаю, сколько там золота, но, клянусь аллахом, я честно поделю его пополам.
— Что же, честно так честно, я согласен. Пойдем. — Он рывком вскочил на ноги. — Только не забудь, что ты поклялся аллахом.
Осман перестал улыбаться, глаза его загорелись алчным блеском. Должно быть, он впервые за все время поверил, что золото действительно есть и Миро не обманывает его.
— Пойдем. Я хотел бы утром вернуться назад.
Пройдя несколько шагов, Миро остановился.
— Мне бы по нужде сходить, Осман...
Осман озадаченно поглядел на него. Как быть? Развязать ему руки?
— Это можно, — кивнул он.
Однако вместо того чтобы развязать руки своему пленнику, он стал расстегивать ему портки, и когда он нагнулся, Миро, изловчившись, с силой двинул его коленом в лицо. Осман охнул и сел. Не раздумывая долго, Миро носком сапога ударил его в горло. Удар был почти смертельный — Осман упал и захрипел, выпучив глаза.
— Арут, сын мой, — обернулся Дзори Миро к сыну. — Ни дед твой, ни я никогда в жизни не лгали людям, мы говорили только правду. Но сейчас я скажу тебе другое. Обмануть врага никогда не стыдно, если он хитер и коварен. Таков закон войны, и выживает в ней не только храбрец — безрассудные храбрецы чаще всего и гибнут — но и тот, кто оставит своего врага в дураках.