Арут не понимал, к чему затеял отец этот разговор, но ответить все же надо было. И он ответил, скрывая снисходительную усмешку.
— Понятно, отец, — сказал Арут. — Конечно, если врага не обмануть — какая уж тут война!
Ну где было знать мальчику, что Дзори Миро своими нехитрыми рассуждениями пытается как-то оправдать единственный в своей жизни обман, обернувшийся насильственной смертью человека.
— Во всех случаях стыдно лгать, но не на войне, когда тебя самого обманывают. — Дзори Миро подумал и добавил: —А обманывают много, даже цари... — Он уже не обращался к сыну, он уже перестал думать о нем, он размышлял вслух, он думал о том, что давно уже билось и клокотало в нем, не находя выхода. — Царь турецкий когда-то отдал приказ о свободе армян. Ему поверили, народ радовался, праздновал этот день, у него будто крылья выросли. Люди своих новорожденных сыновей называли Азат[22]. Но свобода оказалась обманом. Турецкий царь обманул армян, чтобы сделать их покорными, а потом велел всех вырезать, а наши дома сровнять с землей. Так мы стали беженцами, сын.
— Османцам верить нельзя, они безбожники, — вставил возчик Аро.
— Царь германский оказался не лучше его, — продолжал Дзори Миро, не слушая возчика. — Заключил с Советами договор — не воевать, а потом на глазах у всего мира сам же растоптал свое обещание. Разве с такими людьми можно честно вести дела?
— Таких убивать надо, — убежденно сказал Арут.
Дзори Миро раздумчиво посмотрел на сына, как бы желая принять его слова за оправдание своей единственной лжи.
— Ты правда так думаешь, сынок? — спросил он с надеждой.
— Война есть война, — ответил Арут. Что-то в этих словах пришлось не по душе Дзори Миро. Но что именно, он так и не понял. Впрочем, в разговор вмешался возчик Аро.
— Миро, — сказал он, устраиваясь поудобнее, в явным намерением основательно поговорить: он уже изнывал от долгого молчания. — Миро, как ты думаешь, на чью сторону в этой войне станут турки — на нашу или германцев?
Ему ответил Арут:
— Турция — нейтральная страна, но в случае чего она встанет на нашу сторону — мы же близкие соседи!
— Эх, сынок, сынок, — вздохнул Дзори Миро, — ты еще молод, не знаешь повадки османцев.
— Миро, меня немного смущает то, что Россия уж очень ровная земля, одна степь, ни гор, ни ущелий.
— Почему же это смущает тебя? — не понял Арут.
— Видишь ли, на ровном месте трудно воевать, прятаться не за что, — высказал свое опасение возчик Аро.
Эти опасения рассеял Дзори Миро.
— Нет, Аро, русский солдат — он дерется как лев!
И вспомнилось Миро, как во время резни русские войска погнали османцев до самого Муша, захватили город и хотели идти дальше. Будь проклят царь Николай — это он помешал войскам идти дальше.
— Миро, природа Сасуна, наши горы очень удобны для военных действий, — тянул свое возчик Аро. — Помню, Полеенц Мкртич вместе со своим братом Корюном заняли позицию на скале и дрались против трехсот аскеров. Дрались, дрались, дрались, потом Корюна убили, Мкртич остался один и тоже дрался, дрался, дрался... Ты ведь знаешь историю Мкртича?
— Знаю, — хмуро ответил Дзори Миро; ему вспомнилась другая история — Снджо из Талворика.
О ней никто не знал, кроме одного человека — Дзори Миро. И еще одна история — Манука из Гярмава. О ней тоже никто не знал, кроме Дзори Миро. И третью историю знал один лишь Дзори Миро — историю Ишхана Сулахци; и еще много историй знал Дзори Миро, и никто, кроме него, — историю Аракела из Даштадема, и историю Артена, сына Ако. Светлая вам память, смельчаки, да будет вам пухом родная земля армянская! Всего два дня и две ночи был знаком с ними Дзори Миро, но не было у него никого на свете ближе и роднее этих людей. И, наверно, никогда уже не будет. После них Миро почувствовал себя бесконечно одиноким — такого не было даже в то хмурое весеннее утро, когда аскеры вырезали его семью... Много воды с тех пор утекло, поседела голова Миро, избороздили морщины лицо Миро, да и сам Миро из Горцварка превратился в Дзори Миро из Караглуха.
Они встретились в Айцадзоре. Не было никаких приветствий, объятий, взаимных расспросов... Их было пятеро — незнакомые, суровые, немногословные, с крепко сжатыми губами. У каждого оружие, добытое в бою с врагом. Такое же добытое у врага оружие было у Миро. Он стал одним из них. Его приняли сразу, без колебаний. И с каждым часом их дружба крепла, опасности, хоть и врезали в молодые лица глубокие морщины, закалили их единство — настолько, что никто из них не мыслил себе жизни без других. Потом Миро задумал предать земле прах деда Арута и всех родных да заодно посмотреть на свой дом. И стал собираться в дорогу.