— Прав, прав, — ответил Дзори Миро.
— А как же, я помню, у меня память острая.
«Да, правда, мы тогда только мечтали о клочке земли».
— А теперь этот щенок Гево стал полноправным хозяином наших земель. А ведь по совести хозяин-то ты! Ты, Хачик, я... Вот вернусь в село и все ему выложу, этому сукину сыну Гево, все как есть выложу. Чего мне бояться? Не боюсь я его. Дай только вернуться в село, уж я ему покажу, кто настоящий хозяин Караглуха.
«...И клевер посеял на крыше дома — больше негде было... Ах, благословенные те дни! Нарэ была еще жива, ходила беременная Арутом...»
Всю ночь шел проливной дождь — на ущелье, на безымянное село. Оно еще не имело названия. Мело предлагал назвать его «Хов», Месроп предлагал — «Хаварк», Аракел — «Псанк», Оган — «Гярмав», Саргис — «Арос», Нго — «Чахркан»... Каждый стремился возродить название своего родного села. Но все понимали: право и честь дать название новому селу принадлежит только одному человеку — Миро. А он ничего не предлагал, он только молчал и слушал других.
Миро лежал и прислушивался к шороху дождя — в ту ночь ему не спалось.
— Миро, спи, Миро, — шептала Нарэ, — ты весь день ворочал камни, тебе отдыхать надо, спи, Миро, спи.
Он весь день, от зари до зари, расчищал площадку вокруг дома, раскалывал огромные валуны, чтоб легче было подтаскивать их к краю ущелья, и сбрасывал вниз. Работал как проклятый, стиснув зубы, разорвав последнюю нить, которая связывала его с предавшим его богом.
— Миро, спи, Миро, тебе отдохнуть надо...
Миро прислушивался к шороху дождя и думал о том, что дождь этот обильно поливает камни и скалы и влага попусту пропадает. Ах, если бы такой дождь да на посеянное поле! Но где его взять? Не было поля...
Миро протянул руку к ердыку, через который тянулись к полу невидимые в темноте дождевые струйки, раскрыл ладонь, широкую, как лопата, и потрескавшуюся, как глинистая почва в засуху. Потом провел влажной ладонью по лбу, по глазам. Встал, открыл дверь, всмотрелся в сырую, полную таинственных шорохов тьму и снова лег...
К утру дождь прекратился; теплое, еще не набравшее сил весеннее солнышко поднялось над ущельем, в выемках скал слепяще засверкали дождевые лужицы. Миро вышел из дому, посмотрел на безымянное свое село, увидел усталые набухшие глаза односельчан и понял: они тоже не спали эту ночь, их донимали те же мысли о засеянном поле...
И опять он выворачивал и сталкивал в ущелье камни; а под ними были другие камни, Миро и их выворачивал и сталкивал вниз, с упорством одержимого пробиваясь к почвенному слою, — должен же он появиться когда-нибудь!
Вечером он поднялся на крышу дома, взял оттуда горсть земли и стал мять ее пальцами. Земля была влажной и рассыпчатой. Миро мечтательно вздохнул: ах, иметь бы кусок такой земли, да немного семян, да пару быков...
Кончиком указательного пальца он провел длинную, насколько хватило руки, неглубокую борозду на крыше, слегка пригнул голову и взглядом продолжил борозду дальше — через ущелье, через горы. Воображаемая борозда протянулась до голубевшей в далекой дымке горной цепи и, описав широкий круг, вернулась на крышу.
Палец увяз в земле, тепло земли поднялось вверх по руке, по всему телу, проникло в кровь, в самый мозг, и не было сил противостоять ему... Нет, нельзя сидеть и чего-то ждать. Ночью опять пойдет дождь, надо начинать сев.
Миро спустился, прошел в дом, достал мешочек с семенами клевера и опять поднялся на крышу. Здесь перемешал семена с землей — десять горстей земли на горсть семян, — чтобы равномерно легли они в почву, и, встав в центр крыши, принялся разбрасывать их круговым движением руки.
А над ущельем уже нависли тяжелые, чреватые дождем тучи, пахло грозой.
Ночью опять зарядил дождь. Миро с тревогой прислушивался: не слишком ли сильный, не смоет ли семена с крыши?
На другой день из конца в конец ущелья разносились веселые, беззлобно-насмешливые голоса сельчан:
— Миро посеял клевер на своей крыше!
— Миро спятил, как есть спятил!
— Дзори Миро...
А еще через день приехал землемер из уезда. Остановил коня, спешился, требовательно нахмурившись, оглядел стоявших вокруг сельчан, ожидая, кто изъявит желание накормить и напоить коня. Желающих не оказалось. Подождал: появится ли сельский старшина, писарь? Таких тоже не оказалось. Землемер сердито дернул за узду своего коня и опять оглядел толпу — все ли в сборе? Все были в сборе. Тридцать пар глаз сверлили землемера молчаливыми вопросами: кто показал тебе дорогу в это село? Зачем явился? Что тебе здесь надо?.. Потом взяли его за руки и почти насильно потащили к хижине Миро, показали на крышу: