— Измеряй! Здесь и поле наше, и посевы!
Землемер вырвался из рук взбесившихся сельчан и вскочил в седло.
Выбравшись из ущелья, он остановил коня, достал из кармана записную книжку с графленными-от руки листами и в графе «Наименование села» карандашом написал первое, что пришло в голову, но нужное для отчета: «Караглух». В графе «Количество домов» написал «30». А против слова «Земель» поставил черточку. Потом улыбнулся, представив, как вечером будет рассказывать своим приятелям об этом чудаке, который — ну и потеха же! — который посеял клевер на собственной крыше. Ну до чего же забавный малый!
— Миро, ты когда думаешь убрать овес? Я пришлю тебе в помощь нашего Мхика.
«А ведь я тогда вырастил свой клевер на крыше дома...»
— Да, Арут, я непременно пришлю мальчика в помощь твоему отцу, он человек старый, одинокий, ему одному не управиться.
— Спасибо, дядя Аро, время сейчас такое, люди должны помогать друг другу, — рассудительно заметил Арут.
«И даже собрал урожай...» — думал о своем Дзори Миро.
Он достал косу, провел пальцем по лезвию — славно наточено, но все же для порядка прицепил к поясу стальной брусок, взял кувшин с водой и... благословляя день, когда он вместе с дедом Арутом по извилистой тропинке, мимо Оганова поля, отбиваясь от сельских волкодавов, шел к своему полю, вспаханному под просо... поднялся на крышу. Поставил в уголочек кувшин, раза два провел бруском по лезвию, расстегнул пуговицу на рубахе, достал платок, повязал голову, чтоб не получить солнечного удара, прикинул на глазок, с какого конца начать, поплевал на ладони и — начал... Шершавая рукоять косы от каждого взмаха дрожала в руках, дрожь передавалась всему телу, будоражила кровь в жилах. О, это ни с чем не сравнимое счастье обретения, казалось бы, давно и навеки утерянного ощущения себя человеком земли! Вжик-вжик... —звенела коса, ритмично всплескивая на солнце влажным, радужным полукружьем... Вжик-вжик... На другом конце «поля», испуганно захлопав крыльями, вспорхнула перепелка... Осторожно, Миро, может, где-то рядом она вывела птенцов или высиживала яйца. Присмотрись хорошенько и обходи стороной гнездо. Вжик-вжик... — звенела коса. Нет, Миро, похоже, что рука у тебя быстро уставать начала, не надо было так шибко махать косой — а ну как разогреешься да вспотеешь, и тебя ветерком прихватит! Отдохни малость, попей холодной воды из кувшина — вот он под деревом, выпей, остуди пересохшее горло, да и не пора ли бруском разок-другой пройтись по лезвию косы?
Но не успели трехи даже повлажнеть от росы, а «сенокос» уже закончился... Коса звякнула о камень на краю крыши, и Миро очнулся от сладкого сна, озадаченно поморгал глазами.
...Прошли три весны, и село опять посмеялось вдоволь над незадачливостью Миро.
— Дожди начались, теперь крыша Миро до самого лета не просохнет.
И верно. За три года клевер своими цепкими корнями прошил насквозь всю крышу, до самых опор, вода не стекала, а уходила в кровлю, просачиваясь в стены.
— Придется вскрыть крышу, Миро, — вздыхала Нарэ.
Рука не поднималась вскрывать, но иного выхода не было. И однажды ночью, когда село спало, Миро взял лопату и поднялся на крышу.
«Да, тяжелой была та весна... Слегла Нарэ — наверно, простыла. В самый ливень я вез ее к врачу. Там, в больнице, она и померла... А сыну Аруту было всего-то три года...»
Дзори Миро снова пристально вгляделся в лицо сына, увидел глаза и чистый, без единой морщинки, лоб Нарэ и темные непокорные волосы Нарэ...
На повозке они должны были доехать до станции, оттуда Аро вернется в село, а Дзори Миро и Арут поездом поедут дальше, в Ереван, и там под скорбный свист паровоза в голове эшелона с новобранцами еще раз, может быть в последний, Дзори Миро обнимет и поцелует сына.
И повозка, поскрипывая, катилась по проселочной дороге, и кружились колеса с разными ободьями — один был старый, изношенный, местами заклепанный, другой новый, только что вышедший из горна кузнеца Егора, сизый, с вмятинами от ударов молота. И к вечеру докружились они до железнодорожной станции Кармрашен.
Возчик Аро поцеловал Арута, прослезился:
— Доброго пути тебе, лао, и счастливого возвращения... — Хотел добавить: «Об отце не беспокойся, мы ему поможем», но раздумал и повторил: — Счастливого тебе возвращения, лао...