«Верно», — Нерсо все еще не понимал, к чему Баграт клонит. Беседуют, да и все. Главное, Баграт его ни разу молчуном не обозвал, как все в селе.
«Нерсо, я тебе доверяю раздел земли. Подели по совести».
«Ну, делить так делить. С какого краю хочешь, с того и бери».
«Я о другом, Нерсо. На землю эту я больше прав имею, и доля моя должна быть больше».
Нерсо вздрогнул, изумленно глянул на Баграта и запнулся.
«Да, — изрек Баграт и встал на ноги, — утром делить будем».
Нерсо молчал. Он вдруг почувствовал страшную усталость: мышцы ноют, отяжелевшие веки смыкаются, земля тянет к себе. Он лег и закрыл глаза.
«Утром пораньше придешь».
Нерсо не ответил, не шевельнулся. Спина приятно нагрелась, как незадолго до этого колено от ладони Баграта. Весь белый свет, и закат, и надвигающиеся сумерки превратились в облако, и оно мягко-мягко осело ему на лицо, а перед закрытыми глазами прыгали красные блики.
«Пошли».
«Я устал», — Нерсес не открыл глаз.
«Нерсо, я говорю о своих правах... Вставай».
«Я устал», — прошептал Нерсо.
«Ну, твое дело, — Баграт пожал плечами. — Утром пораньше придешь».
Нерсес, как побитый выплакавшийся ребенок, лежал на спине с закрытыми глазами, и ему казалось, что над ним небо его горного села. А потом почувствовал, что есть ему о чем подумать... О чем-то очень важном... Тепло разливалось по телу, земля к себе тянула, и сладко было лежать вот так, с закрытыми глазами...
Баграт несколько раз обернулся, Нерсо не было видно... Тени уже начали мешаться друг с другом, камни становились все таинственнее, а Нерсо не показывался.
Баграт отряхнул ладони и сказал себе: «Что тут обидного-то?»
Требовать себе бо́льшую долю казалось ему таким же естественным делом, как ощущение вот этого молота на плече — поработал он молотом, а теперь домой его несет, не бросать же его в поле, такой глупости никто не сделает, и он, Нерсо, не сделает.
«Непонятно, чего он разобиделся», — снова пожал плечами Баграт и больше уже не оглядывался.
Этой весной, после сева, много шло дождей. Под вечер простыней растянулось над Мать-горой облако, потом оно росло, и Мать-гора затерялась в нем, а ночью полил дождь. Каждую ночь шел дождь, каждое утро всходило солнце. В Карцанке поднимались испарения, и над полями развевался серебристый занавес — голубая сказка земли и радости. Стояла теплая влажная весна. И посевы взошли. Казалось, и не было в Карцанке пустыни, и никогда не будет.
И канал подвигался.
Работавшие на строительстве канала акинтцы говорили, что через пару недель земляное русло канала достигнет Карцанка, только вот тянут с заливкой бетоном.
«Ребята, а вы все займитесь бетоном», — советовал Баграт.
Но как-то вечером строители канала принесли весть: подведение канала к Карцанку временно прекращается. Не хотелось верить, но, увы, это было так.
Начиная с мая облака лишь слегка задевали вершину Мать-горы и ускользали. Напрасно ждали акинтцы — дождя не было. Зелень полей потускнела, стала пробиваться желтизна, ее становилось все больше, потом желтизна посерела, всходы поникли, съежились... Исчезли... В полях осталась стоять только колючка. А к началу лета в Карцанке полей уже не стало. Словно никогда их и не было.
Облака не наплывали, дожди не шли, голубой туман не стлался. Подразнила весна капелькой воды и ушла.
И опять была пустыня пустыней...
— Нерсооо! — звал Баграт с улицы.
В ответ ныл старик, сидевший возле порога:
— Товарищ Киракосян... Вели Нерсо вернуться... Дай ему машину, вели вернуться в деревню...
У Нерсо ограды еще не было — один он в семье работник. Сейчас вбил он колья, натянул на них металлическую проволоку, утвердил свои границы. А настоящая ограда — каменная, высокая — поднимется позже. И тогда его старый отец не будет слышать голосов прохожих, не будет замечать их теней и не будет звать: «Товарищ Киракосян...»
— Нерсо! — «Что он, до полудня, что ли, спит?»
Клинья уложил рядком, молот положил на камень — хозяина ждал.
Руки за спину, праздным шагом выходит Нерсес. Он тщедушный, сгорбился раньше времени, шея искривлена, как и спина.
— Заявление написал? — строго спрашивает Баграт.
Только заходит речь о Карцанке, Нерсесу сразу становится тоскливо... Растянулся он мягким весенним закатом на теплой земле, прикрыл глаза, а Баграт упорствует — поделим да поделим. Мол, верно, вместе работали, но я покрепче тебя и доля моя, значит, больше... Вспоминает Нерсо, и сдается ему, что есть ему о чем подумать, как и в тот весенний вечер, о чем-то очень серьезном... Как так вышло, что переехал он в этот Акинт?..