Он опять взобрался на повозку и пустился в обратный путь. А Дзори Миро с сыном стали ждать ереванского поезда.
— Может быть, поезд сегодня запоздает, — высказал свое пожелание Дзори Миро.
— Не запоздает, — с юношеской жестокостью ответил Арут.
— Если бы и сегодня не было поезда, и завтра не было поезда, и послезавтра... — мечтал Дзори Миро.
— Что ты говоришь, отец! — возмутился Арут. — Ты представляешь, что это значит, когда поезд запаздывает хотя бы на час, особенно наш поезд.
— Знаю, ягненочек, все знаю.
— Война же, отец.
— Знаю, ягненочек, и это знаю...
И оба замолчали. Говорить было не о чем: и так все ясно...
Глава вторая
Один-два раза в месяц почтальон приносил письма от Арута.
— Айкуш, да хранит тебя господь, прочитай-ка еще раз, — просил Дзори Миро.
А потом сам диктовал письмо:
«Дорогой мой сын Арут!
С того дня, как ты уехал, солнце померкло в нашем доме, солнышко ты мое, Арут.
С того дня, как ты ушел, холодно стало в нашем доме, ягненочек ты мой, Арут.
С того дня погасло пламя в нашем тондире, не вьется дым над ердыком, кровинушка ты моя, Арут...»
Продиктовав, Дзори Миро неизменно требовал, чтобы Айкуш вслух перечла написанное, и, поцеловав девушку в лоб, возвращался домой, опять доставал письмо сына, письмо, пахнущее войной, прижимал его к щеке и надолго задумывался. И перед его мысленным взором возникала одна и та же картина: толпы празднично разодетых сельчан, горящие факелы, пронзительные звуки зурны, сын Арут с пестрой шелковой лентой наискось через плечо и его невеста Айкуш под белоснежной, длинной, до пят, фатой и на такой же белой лошади.
Мир сжался до размеров сложенного треугольником письма. Жизнь Дзори Миро тоже превратилась в треугольник, одной вершиной упиравшийся в порог дома на краю ущелья, другою — в небо, вера в которое с отъездом сына вновь вспыхнула в сердце старика, а третьей — в немыслимо далекую даль, где гремели пушки...
Но однажды затерялась третья вершина средь дыма пожарищ, и дрогнула земля под ногами Дзори Миро... Он опустился на камень у своего порога да так и застыл, и тень его застыла, намертво прилипнув к стене дома. Невидящими, пустыми глазами он смотрел на раскинувшееся внизу ущелье с торчащими клыками в хищной пасти.
Сельчане жалостливо смотрели на него издали.
— Чует мое сердце, с сыном Дзори Миро случилось неладное, — сказал Аро. — Ах, Миро, бедный Миро...
— Навсегда закрылась дверь его дома, бедный, бедный Миро...
— Миро выдержит, — говорили другие, — у Миро каменное сердце.
— Выдержит, бога у него нет.
Но жизнь каждого из них в те дни тоже была треугольником с теми же вершинами, поэтому, поговорив немного или повздыхав, они отправились по своим делам — кто в поле, кто на молотьбу. И забыли про Дзори Миро, так и оставшегося сидеть на камне.
И однажды старуха Майро обругала свою сноху Сарэ, и из уст ее сорвалось имя Дзори Миро, сорвалось как проклятие:
— Чтоб ты филином стала, как Дзори Миро, бесстыжая!
И это проклятие пошло по устам сельчан... А Сарэ... Нет, они не забыли, что еще недавно старуха Майро души не чаяла в своей невестке — та и впрямь была скромной, послушной и почитала старших.
— Еще вчера Майро клялась именем Сарэ. Что же случилось?
А молодая женщина по утрам шла к роднику, краснея и стыдливо опуская глаза под взглядами молодых парней. И сельчане говорили про нее:
— Мужчина с папахой должен иметь жену такую, как сноха старухи Майро. Такая не уронит мужниной чести.
И опять же вспомнили:
— Бригадир Гево отбирает у всех колосья, подобранные на стерне, а вот у Сарэ — нет... К чему бы это?
И многозначительно ухмылялись, перешептывались — и те, чьи головы покрывали лачаки[24], и те, чьи головы покрывали фуражки со сломанными козырьками. А старуха Майро скорбно ударяла по своим высохшим коленям и, будто из прорванного мешка, сыпала проклятья на голову бедной своей снохи. И отписала-таки на фронт сыну про невестку, «бросившую собакам честь свою», и про бригадира Гево, «вскормленного молоком суки».
С фронта пришел ответ, полный угроз и злобы: «Приеду — глотку ей перережу, этой шлюхе, пусть убирается из дома ко всем чертям!» Майро показала письмо несчастной снохе, не преминув напоследок еще раз упомянуть про филина и Дзори Миро...
Сарэ спряталась в сарае. Потом из всех проклятий, которые ей довелось услышать от свекрови, выбрала одно — про филина и Дзори Миро, крепко задумалась, отбросила «филин», оставив «Дзори Миро», и в ту же ночь ушла из дому.