И на сороковины приходили люди группами, принесли чашу для молебна, ушли, и поздно вечером, когда последняя группа, сидя за столом, ждала слова хозяина очага, Нерсо придумал, что скажет: «Я благодарен вам, народ... Говорят, человека в черный свой день узнать легче всего. А вы в мой черный день встали возле меня, как братья. Вы...» Придумал-то он придумал, да вот стакана своего все не подымал. Тогда один из сидевших за столом произнес:
«Ну скажи что-нибудь, Нерсо».
Сказал, пихнул плечом соседа и улыбнулся. Улыбки сразу поплыли по лицам, но тут другой, взяв себя в руки, и серьезно, вроде бы даже выговаривая за легкомыслие произнесшему эту фразу, сказал:
«Нужно знать, где шуткам место, а где не место. Подыми стакан, Нерсо джан».
Что же говорить-то? Ах, да: я вам благодарен, народ. Говорят, человек в беде познается. Но... ведь каждый, кто сидит за этим столом, сто раз произносил эти слова. И какая нужда в том, чтобы и он... и он...
Нерсес отыскал глазами отца. Тот сидел в углу, опираясь на клюку. Нерсо вдруг мысленно взорвался: «Что глаз не подымешь? Ты старый человек, так скажи же что-нибудь...»
Нерсо пытался было избавиться от своего прозвища, пробовал участвовать в разговорах, да ничего не выходило — острословить, толкать речи он не умел, истории все уже были рассказаны-пересказаны. Несколько раз пытался он придумать новую, да на него набрасывались. Всем, видите ли, врать можно, а ему нет.
И зимой вновь почувствовал он к односельчанам отчуждение. Забился в дом и забыл про них. А в конце зимы заколотил дверь — дом все равно был старый, ни один покупатель на такой бы не польстился, — забрал семью и переселился в Акинт...
— Товарищ Киракосян... Вели Нерсо вернуться... Дай машину...
Нерсо метнул в отца исподлобья взгляд: «Ты что-нибудь другое сказать можешь?»
— Пиши: если наш вопрос не решится положительно, мы обратимся... — Баграт говорил требовательно, а Нерсо, как послушный мальчик, ждал, когда же его отпустят.
Стоя в середине своего участка, Ерем и руками, и глазами передразнивал Нерсо и его отца. Усмехался — мол, нашел ты, Баграт, с кем так серьезно разговаривать.
Самоуверенность Ерема пришлась Баграту не по вкусу. В селе Ерем от него старался держаться подальше, даже встреч избегал, тем паче на работе. А в совхозе что, равными они, что ли, стали? Или Ерем переменился? Не тот ли это кривошеий Еро?
— Что? — сухо переспросил Баграт.
— Хочу тебе кое-что сказать, — Ерем стушевался. Теперь это был прежний Ерем, как в селе.
«Беспроволочный телефон. Что-нибудь в поселке вынюхал».
— Что? — Баграт деловито встал против Ерема.
— Присаживайся. — Еро присел на корточки. И движения его Баграту не понравились. Черт возьми, забыл он, наверно, кто есть Баграт и кто есть он.
— Время нет рассиживаться. Говори, что хочешь сказать.
— Говорю, везет же мне! — Ерем намекал на соседа по участку. — Вот тебе и новые соседи! Нерсо, бедняга, и за пять-шесть лет своего участка не очистит, а этот недотепа Каро, ленивый-преленивый, может до вечера проваляться. Не скажешь, что молодой. А на Вароса глянь-ка!
Варос был при деле — приварился к камням. Не поздоровается толком, не смутится, будто бы не хочет от работы отрываться. Несчастный! Ты вот сейчас над камнями пот проливаешь, а Баграт с ними давно разделался! И вообще ты сын Еро, гура тебе не сделать... И Баграт вдруг удивился этой мысли. Странное обвинение, почему он, собственно, должен делать гур, кому это нужно?..
— Не соображают, что и справа и слева общие у нас заборы, значит, надо подсоблять друг другу...
— Это ваше дело, — Баграт недовольно обернулся и посмотрел на Каро. Тот курил, сидя на корточках. Баграт издали смерил его презрительным взглядом: «Дурак... Из-за одной оплеухи умудрился угодить в тюрьму...»
По правде говоря, так оно и было. Однажды непримиримый Каро, совавшийся во все колхозные дела, вышел из берегов — закатил бригадиру оплеуху. А председатель вынужден был отдать Каро под суд. Все верно. Так и должно было быть — и из любви председателя к верному помощнику, и во имя порядка в селе. Да и какой уважающий себя председатель не даст прикурить зарвавшемуся юнцу?
Вай, Каро, Каро... Своему учителю по химии он говорил: «Правительство тебе платит, а ты нас за нос водишь. Скажем, как суперфосфат, который так важен полям, получают?» Во время летних каникул работал он в колхозе. Вечером, вместо того чтобы идти домой, шел в контору, лез ко взрослым, вмешивался в их разговоры, предлагал что-то, даже замечания делал. Скажем, какое право имеет начальство отсутствовать в селе во время уборки урожая?