Директор совхоза не подымал головы. Он упорно не желал замечать Баграта, и тот отошел от окна, остановился возле раскиданных бревен, встал прямо, деловито, выставив одну ногу вперед и сверля глазами все вокруг. И громко начал:
— Поселок задыхается в пыли, завален камнями... И где тут хозяин? — Знает, что Киракосян слушает. Ответа не ждет — директор совхоза с места в карьер с ним соглашаться не станет. Но Баграт считает, что сейчас как раз время и место говорить и он, Баграт, на это право имеет.
— На огромный поселок одна канавка воды! Кто-нибудь об этом думает?
Замолкает, смотрит через плечо в открытое окно конторы.
Киракосян, видимо, кривится, а может, и брюзжит. Ничего, не страшно. Вообще-то в душе он Киракосяна ценит — работящий, землю чувствует, все силы пустыне отдает. Но ведь спорить с кем-то надо? А он директор совхоза, человек для этого самый подходящий.
— Разве это дело — на камнях поселок выстроили, дали каждому по куску каменной пустыни, говорят, сады выращивайте. Разве это дело?
Замолкает, оглядывается. Никого нет, ни души. Если б кто-то рядом встал, Баграт бы сразу сделался красноречивей.
— Что ж это такое?.. Каждое дело надо делать на совесть! — он направлял свои слова директору в открытое окно конторы и ждал. Стоял, выставив вперед одну ногу, в выцветшей мятой рубахе, выпущенной поверх брюк. — Не поймешь, то ли это село, то ли город... Разве ж сегодня в селе сидят, запершись в домах? Совхоз, видите ли... Выходной... А в селе какой выходной?
К режиму совхоза колхозники, жители горных сел, привыкали с трудом.
— Я что, сюда из села перебрался, чтоб через день бездельничать? — обращал Баграт лицо к открытому окну конторы и восклицал: — Разве ж так можно!
— Чего ты, в конце концов, хочешь? — возмутился колхозный бригадир Марухян (он и тут, в совхозе, был бригадиром Баграта).
— Говорю, ты меня и тех лодырей на один аршин не мерь. Я ж каждого из них в карман могу положить и носить, как же ты мне и им одинаковые трудодни выписываешь?
— Осточертел ты мне, — всплеснув руками, воскликнул бригадир. — Ты что ж, не хочешь, чтоб твои односельчане по-людски жили? — Вон как повернул речь бригадир, в жадности Баграта обвинил. — Вместе ведь работали, а говоришь: у него урви, мне дай, им поменьше, мне побольше, мои ребятишки пусть как сыр в масле катаются, а ихние голодные сидят...
— Послушай, — сухо прерывает его Баграт и сверлит тяжелым взглядом бригадира, — не прикидывайся дураком.
Марухян работал бригадиром десять лет, а Баграт был все это время в его бригаде, и все это время требовал он одно и то же. Во время сенокоса в горах, если товарищи его делали перекур, еще не разогрев как следует спин, Баграт взрывался и говорил им:
«Чтоб бригадиру пусто было! Да как он смеет меня с вами в одну арбу впрягать!»
Обиженно садился в сторонку, исподлобья глядя на товарищей — и не думают подыматься! Потом не выдерживал, брал в руки косу и начинал яростно косить.
Когда переносили зерно с гумна в амбары и товарищи его гнулись под тяжестью мешков, кряхтели, подкидывая их в машину, Баграт играючи швырял мешки в кузов и вместо того чтобы перевести дыхание, грохотал:
«Что с тебя возьмешь, а вот из твоего бригадира я душу вытрясу...»
Скинувший с себя груз смеялся, выигрывал время, чтобы передохнуть, а Баграт гневно хватал новый мешок и добавлял:
«...раз меня с тобой в одну арбу впрягает...»
При случае председатель его одергивал:
«Худо, что ли, что у тебя в руках работа спорится?»
«Мне худо! Влип я со своей силой!»
«До вечера из-за трудодней ругаешься, а что ж жену в поле не пошлешь? И она трудодни наработает, заживете по-людски. И злиться поменьше станешь».
«Я вот тебя не спрашиваю, отчего твоя жена не работает. И прекрасно, что она не работает! Ты семью содержишь, она за ребятишками приглядывает, хозяйством занимается. А во мне смотри, сколько силы! Могу я один свою семью прокормить? Могу?.. Могу. А жена пусть за детьми глядит. Что, неверно?»
«Неверно. Жена должна не только дома работать, но и в поле».
«Ага, — кривится Баграт, — я простой колхозник, я должен идейно мыслить. Должен сказать жене: не имеешь права дома сидеть, иди в поле, на ферму. А ты, сельский начальник, своей жене скажешь: помер я, что ли, чтоб тебе идти под солнцем жариться, гнить на скотном дворе... Так ведь...»
Баграт двадцать лет проработал в колхозе и не выдержал: «Разве можно всех на один аршин мерить? Кто тут со мной силой сравнится?» И показалось ему, что никто его понять не хочет. Попробовал было работать спустя рукава — не вышло. Не сумел спрятать свою страсть к труду от самого себя. Попробовал было не затевать споров с бригадиром и бухгалтером, да опять пришел к старой мысли: кто не ценит его труд, тот вообще цену труду не знает.