— Баграт, братец, — Сантро покачал головой, — мой дед в колыбели песню услыхал, а в песне той пелось: «Надежда наша в колыбели спит». Услыхал дед, встал из колыбели, открыл в мир глаза, забрали моего деда в аскяры[9], а твоего в солдаты. Мой отец услыхал в колыбели песню: «Надежда наша в колыбели спит», — раскрыл глаза, отца в аскяры забрали, а твоего отца в солдаты. Я услыхал в колыбели песню: «Надежда наша в колыбели спит», — встал, глаза раскрыл. Мы с тобой на войну пошли... Пошли на войну, умирали, воскресали, половины от нас не осталось. Победили мы, братец, домой с победой вернулись. И я сыну своему над колыбелью спел: «Надежда наша в колыбели спит»... Эх, судьба, судьба, будь ты проклята...
«Ну и болтун», — Ерем отвернулся и вновь разыскал взглядом сына.
А Варос вместо того, чтоб сцепиться с пустоголовым философом, вместо того, чтоб за честь отца вступиться, так к нему и липнет.
— Ну-ка на Каро глянь, — пихнул Варос Арма локтем, — стоит как дурак, будто заколдовали его. Каро! Садись, машина ушла уже!
Взгляд Каро рассеянно блуждал по Бовтуну. «Схожу-ка в выходной к истоку ручья, выпущу воду наружу. Сяду возле ручья. В селе сразу это известно станет. Соберутся крестьяне, а я им скажу: мол, вам дурного не желаю, а вот с председателем счеты свести придется. И пусть он придет, а за ним бригадир. Я их обоих так разделаю, что до смерти не забудут... А что потом?.. Потом снова: «Обвиняемый Каро Унанян...» Что же делать?.. Они меня за одну оплеуху в тюрьму запрятали, так неужто это мне с рук сойдет?..»
— Садись, — Варос потянул Арма за штанину. Варос лежал на склоне головой вниз (он слыхал, что так быстрей отдохнешь), раскинув руки. Нашарил рукой круглый камешек и поигрывал им. — Что-нибудь стоящее под руку не попадется, — лениво открыл глаза. — Сколько он весит?
— Хочешь сказать, сколько он стоит?
— Да ну тебя! — Вспомнил угрюмое лицо отца, взвесил на ладони камешек. — Эх, стал бы он золотым! — Потом быстро оглядывается и тычет пальцем в другой камень. — А вот тот тебе... Если б он золотым стал, ты бы что сделал? — дергает Арма за штанину. — А?
— Камни убирать буду, как убирал.
— Спятил! Да чтоб при таком богатстве спину гнуть? — «Я бы тут же машину купил... А у отца, видно, деньжата припрятаны... Да нет, глупости, откуда у него, бедняги, деньги могут быть? Ежели в месяц сто рублей откладывать... А на что жить тогда? Ежели сто рублей откладывать, в год тыща двести выйдет. Значит, за пять лет... Пять лет?»
Варос встревоженно привстал и протянул руку туда, где находились рабочие археологов.
— Дармоеды!.. Увести бы у вас машину и гонять ее до тех пор, пока она на части не развалится!
— А ну глянь на этого молокососа! — Баграт был в ярости. Водитель самосвала, разгрузив машину, беседовал с рабочими археологов. — С этим щенком связываться нечего. А вот бригадира его и того, кто ему машину доверил, я бы...
«Ты не в его годах, вот и завидуешь, хам, — Артуш из-под бровей взглянул на Баграта. — Уговорю этих ребят сорваться на целину... Через неделю уеду. Все вам оставлю: и эти камни, и дом, что вы мне дали, и участок, и Про в придачу», — он беспокойно огляделся и отыскал взглядом буфет.
Про не сводила с него глаз, теперь она окончательно уверилась: «Седина в голову, а бес в ребро, дома он не усидит...»
— Пока машина вернется, этот камень давайте расколем! Айда! — Баграт стоял возле камня.
Камень был крупный и гладкий, как яйцо, такой не ухватишь, не подымешь, к машине не привяжешь. Остается разбить.
— А ну сдвинь его, шалопай, — приказывает Баграт Артушу.
«Что мне тут терять-то? Этого хама? Уеду, уеду! Даже если не уволят, все равно уеду». Артуш глядит из-под бровей на Баграта, знает, что с тем лучше не связываться, а все равно глядит на него с вызовом.
— Раз! — Варос хохочет, и это на руку Артушу, теперь можно отвести взгляд без поражения, он оборачивается к Варосу, успев скользнуть взглядом по спине Арма и подумать: «Согласился бы он со мной на целину рвануть...»
— Что уставился, как петух? На! — Баграт сует молот Артушу. — Надвое расколешь, и ладно.
— Этот не расколоть. — «Хам».
— Расколется! Начинай! Каждый пусть стукнет по тридцать раз — вдруг решает Баграт. — Начинай.
На камень обрушивается удар, всей своей тяжестью отозвавшись в мышцах Артуша, от запястья течет его эхо к вискам, а от камня отлетают в стороны лишь мелкие, с ноготок, осколки. Артуш ругается сквозь стиснутые зубы и подсчитывает в уме удары. А вокруг смотрят. Баграт по-хозяйски, Ерем хмуро, Каро равнодушно, Варос — весь внимание, будто закинул в воду удочку и ждет, что рыба клюнет. Нерсес склонился над бороздой, горб выше головы. Назик прикрыла глаза рабочими рукавицами, чтоб осколок не попал. Сантро головой покачивает. Занан мягко осела, приложив палец к губам и с трудом преодолевая желание рассказать, какой лежал камень у дверей отчего дома...